Марина Серова - Медленное убийство

Возражений не было, и вторая смена, то есть мы с Ушаковым-старшим, пошла завтракать.

Когда мы собрались уезжать, провожавшие нас Настя и Дарья Михайловна были сами не свои от волнения.

– Ну, дай бог, чтобы все получилось, – раз за разом повторяла, крестясь, домработница.

– Ни пуха ни пера. К черту! – шептала Настя, а потом снова сначала: – Ни пуха ни пера! К черту! – и так далее.

– Ты все перепутала. Это мы тебя к черту посылать должны, а не ты нас, – рассмеялась я, хотя меня тоже бил неслабый мандраж – ведь от успеха нашей операции зависела жизнь и судьба целой семьи.

– Таня, ты не понимаешь, – нервно кусала губы Настя. – Если все сорвется, то это ведь…

– Типун вам на язык, Настасья Кирилловна! И два под язык! – сердито перебила ее домработница. – Так ведь и беду накликать можно!

– Не волнуйтесь, Анастасия Кирилловна, все будет хорошо, – успокоил ее Дмитрий Васильевич. – Я вам обещаю.

Он был так спокоен, так уверен в себе, в нас и в успехе, что мы все невольно тоже успокоились.

Господи! Нет ничего хуже, чем ждать! Особенно когда ты не можешь контролировать ситуацию. Я представления не имела, как там, в кабинете Кошкина, протекает разговор, а буйное воображение рисовало одну за другой картины полного провала: вот Кошкин, подкравшись сзади, ударил Ушакова графином по голове и сбежал, или брызнул ему в лицо слезоточивым газом из баллончика и опять-таки сбежал, или застрелил его из пистолета, который держал в ящике стола, пусть даже травматического. Я сидела в машине на переднем пассажирском месте как на иголках. На часах, казалось, замерла даже секундная стрелка, так что я от них отвернулась, чтобы не дергаться еще больше. По дороге сюда, на станцию электрички, я попросила Егора остановиться и купила сигареты, которые то и дело выскакивала на улицу курить, пока Егор, не выдержав моих метаний, не предложил мне курить в машине – выветрится, мол, потом. Он хотел включить радио, но я запретила – а вдруг звонок телефона не услышим? Егор посмотрел на меня как на ненормальную, но отстал. Прошло уже полчаса, и я начала дозревать до того, чтобы плюнуть на все и пойти выяснять отношения с Кошкиным самой, когда у Егора зазвонил сотовый. До сих пор удивляюсь, как я, подскочив, не пробила головой потолок. Он выслушал отца и, отключив телефон, сказал мне:

– Все в порядке. Через несколько минут Кошкин выйдет. На нем бежевая дубленка, темная норковая шапка, а в руках – светло-коричневый «дипломат». В этот раз очков на нем нет, но, может, еще и наденет.

– Ну, я пошла на дело, – резко выдохнув, сказала я и вылезла из машины.

Билет у меня был уже куплен заранее, так что оставалось только легкой походкой от бедра прогуливаться по перрону, не удаляясь, однако, далеко от ведущей на него снизу лестницы – это чтобы сразу сесть на хвост Кошкину. Этого подонка я увидела еще издалека и сразу узнала по одежде, а когда он приблизился, и по физиономии – у него действительно были приметные глаза, уголками вверх, как у рыси. Он был настолько перепуган, что следить за ним могли бы отправить и слона – он бы его все равно не заметил.

Как я и собиралась, я вошла в тот же вагон, что и он. Час пик уже миновал, было довольно много свободных мест, вот я и села так, чтобы видеть его боковым зрением, а сама притворилась, что смотрю в окно. Ни малейших попыток выйти из электрички Кошкин не делал, он как сел в самый угол, поближе к двери, так оттуда и не вылезал, только испуганно смотрел на всех проходящих мимо людей, но я все равно бдила за ним изо всех сил. На остановках пассажиры выходили, входили, иногда садились так, что загораживали мне Кошкина, но я все равно не двигалась с места – этот мерзавец находился в таком напряженном состоянии, что малейшего повода было бы достаточно, чтобы он сорвался с места и ушел в другой вагон. Не могла же я гоняться за ним по всему составу, причем незаметно! Но вот мы проехали железнодорожный вокзал, и я вздохнула с облегчением – до аэропорта была только одна остановка, так называемая «Блоха» – это сокращенно от «Блошиного рынка». Если бы он там вышел, то затеряться в толпе – пара пустяков, там в любой день недели, в любую погоду полно народа. Если же он там не выйдет, то точно едет в аэропорт, потому что после него идут сплошь остановки в дачных товариществах, некоторые из которых сейчас, зимой, электричка проезжает без остановок. А конечная, Никитино, богом и людьми забытый райцентр, ни для кого никакого интереса не представляет. «Господи! – мысленно взмолилась я. – Пошли нам удачу! Ну что тебе стоит? Ведь четыре трупа на совести этого подонка!» Достав сотовый, я позвонила Дмитрию Васильевичу и, когда он ответил, защебетала: