Ирина Левит - Занавес, господа!

И он положил трубку. Наглец!

Прежде чем зайти в квартиру, я осмотрела входную дверь. Если специально не приглядываться, то ничего и не видно. Но если приглядеться, то и лупа не потребуется, чтобы заметить: по блестящей пластине вокруг замочной скважины шла четкая царапина — явный след от какого-то предмета, который заклинило и его с силой выдернули. А еще я заметила, что самый край бороздки замка чуть-чуть погнут. Для профессионального взломщика это была слишком грубая работа.

У Квашниковых уже сидела Елена Витальевна.

— Верочке с Сережей позвонил Иван Демьянович из милиции, — поспешила она сообщить, — просил всех снова собрать, прямо здесь. Мы не поняли — зачем? А ты, Варенька, знаешь?

Нет, я не знала и уже начинала заводиться. Земцов с Погребецким явно что-то замыслили, а меня, якобы, не хотели будить. Пустые отговорки сукиных сынов. У меня нет артистического дара Елены Витальевны и тем более Веры Аркадьевны. И у меня нет хладнокровия Ивана Земцова. Я вообще не всегда хорошо управляю собственными эмоциями. И потому, когда минут через пятнадцать появились Струевы и тут же спросили не кого-нибудь, а именно меня, в чем дело, я впала в крайнее раздражение. Даже сигарета перестала успокаивать. А тут еще Поспелов подбросил перца. Заявился, словно массовик-затейник на тоскливую пирушку, и фальшиво-бодрым голосом воскликнул:

— Ну уж Варвара у нас знает все! Просвети темных, волшебница сыска!

— Я тебе не волшебница! — Так и треснула бы чем-нибудь по его дурацкой лучезарности. — Я тебе подельщица! Почти такой же кандидат в убийцы!

Костя разом сдулся, его ясный взор померк, он уселся в угол дивана и насупился.

— Ну что уж вы так, Варвара… — укоризненно произнес Евгений Борисович и принялся поправлять очки, которые никуда не собирались сползать с его мясистого носа.

А действительно, чего это я так? Все раздражение мое вдруг разом улетучилось. Если верить Игорю, единственное, что заставляет его мириться с моей вспыльчивостью, так это моя отходчивость. Такой контрастный душ хорошо действует на мои мозги и я начинаю хорошо соображать. Игорь галопом погнал меня к Кавешниковым, прекрасно зная, что все начнут меня пытать о правилах игры, которую не я придумала, но в которую всех вынуждают играть. А я буду дура дурой. Спрашивается, зачем ему это понадобилось? Уж явно не из вредности. Погребецкий вредностью не страдает. Зато страдает большой слабостью ко всяческим психологическим выкрутасам. И все сходится на том, что он решил проверить мою реакцию "на свежака". Это мы с ним на пару такой термин придумали. И означает он самую свежую реакцию человека, не обремененного никакой уточняющей информацией.

Виктор и Валерия появились одновременно.

— Сама ничего не знаю, — пресекла я их попытку начать расспросы.

Виктор промолчал, а Валерия посмотрела с сомнением.

— Очень странно.

— И тем не менее это так.

Я уже совсем успокоилась, зато все остальные явно напряглись. Но, как говорится, старались держать лицо. Интеллигентные люди, смирившиеся с мыслью, что им предстоит тяжкое испытание, а потому негоже дополнительно трепать друг другу нервы. Хватило их выдержки еще минут на тридцать. Первым, как ни странно, голос подал Евгений Борисович. Вот уж сроду он первым не встревает.

— Я, конечно, понимаю, — сказал он, обращаясь само собой ко мне, — вы, Варвара, здесь абсолютно не при чем. Даже можно сказать, вы находитесь в том же неведении, что и все мы, хотя это в некотором роде странно. Но, может, у вас есть хоть какие-то предположения: когда все-таки придут ваши приятели?

— Мы ведь живые люди! — тут же откликнулась Елена Витальевна. — И мы все страшно нервничаем!

Она всхлипнула, но от слез удержалась.

— Неужели непонятно: они делают это специально! — Костя, похоже, обрадовался, что появилась возможность высказать очередную гипотезу. — Да, специально! Я почти уверен! Им нужно, чтобы мы запаниковали. С такими гораздо легче. Неужели у кого-то есть сомнения?

Никто не стал его ни поддерживать, ни опровергать.

— Лично я работал, — неожиданно сообщил Виктор. — У меня срочный заказ. Я все бросил.

Уж если кто и мог запаниковать, то Хан в списке претендентов оказался бы последним.

— Милицию ничьи личные, а уж тем более творческие, планы никогда не интересуют. У милиционеров есть только планы раскрытия преступлений. Сомневаюсь, что их можно назвать творческими, — снисходительно заметила Валерия.

— Ах, не интересуют?! — возмутилась Марина Ивановна. — Но есть не только правила приличия — есть закон! Никто не смеет считать нас убийцами, пока это не доказано! И никто не смеет бросать тень на эту прекрасную семью! — Она вскинула голову, и ее взгляд — смесь гнева и благородной возвышенности — полетел в сторону Кавешниковых, как букет цветов.