Валерий Ильичев - Похождения «Подмигивающего призрака»

Медленно прошли по вагону. Пашка благоразумно шел сзади. Уже в тамбуре Фикса, крепко зажав мундштук папиросы «Беломора» желтыми редкими зубами, начал хлопать себя по карманам, словно в поисках спичек. И Пашка понял, что все произойдет в следующее мгновение. Он на секунду опередил противника, успев отпрянуть в сторону и подставить под лезвие, направленное ему в горло, предплечье. Резкая боль пронзила руку. Но Пашка тут же сильным ударом в челюсть свалил худощавого Фиксу и, подхватив выпавший нож, вонзил в грудь напротив сердца. Распахнув дверь вагона, выбросил труп под откос. И наступившая темнота поглотила неприкаянного уголовника, калеча уже мертвое тело о железнодорожную насыпь. Минут через пять электричка замедлила ход и остановилась у платформы. Пашка вышел из вагона:

«Возвращаться нельзя. Пассажиры видели: выходили двое, а вернулся один. Подозрительно! А так — сошли попутчики на нужной остановке».

Жадно глотнув идущий от сосен пряный смоляной запах, Пашка спустился вниз. Убедившись, что он один, быстро снял пиджак и перевязал носовым платком ноющую от боли раненую руку:

«Пальцы двигаются. Значит, не задел крысенок важной жилы. Никогда не думал, что Фикса на меня руку поднимет: сколько раз я в зоне за него марку держал. Блеск бриллианта и больших денег сбил его с толку. Надо от этого камушка быстрее избавиться: смерть с ним на пару ходит. Торговаться с ювелиром не стану. Сколько даст, то и возьму. И уберусь из Москвы подальше: здесь огонь уже пятки лижет. С первой утренней электричкой в Москву вернусь. А заночую прямо тут, в лесу. Накидаю еловый лапник на землю и покемарю до рассвета. Я и в заснеженной тайге во время побега не пропал. А тут и подавно. Хоть и без удобств, да зато безопасно».

И Пашка отправился вглубь леса, чтобы скоротать наступившее ночное время.

Утром, приехав в Москву, Пашка сразу направился к ювелиру. Тот, увидев бриллиант, подозрительно уставился на опасного посетителя:

— Слушай, Паша, я тебя знаю с довоенных времен, когда ты в первый раз еще юным пацаном мне с десяток чернобурок приволок. Я тогда взял товар, хоть он мне и не с руки был. А потом во время денежной реформы 1947 года я не стал тебя надувать, и заплатил за золотые украшения уже новыми деньгами. Я всегда с тобой поступал честно. Ведь так?

— К чему, Михаил Григорьевич, клонишь? Не юли, говори прямо. Если думаешь, что камушек с мокрого дела ко мне приплыл, то ошибаешься. Бриллиантом одна баба с мною рассчиталась за оказанную услугу. Это их фамильный дворянский камень.

— Даже если ты не врешь, все равно есть сложности. Дело ведь не в происхождении камня, а в его стоимости. Все находящееся в моей квартире вместе с мебелью не окупит цены бриллианта. Нет у меня сейчас таких денег. А назвать низкую сумму не рискую. Ты потом с меня спросишь.

— Не беспокойся. Собери все деньги, которые есть у тебя в наличии, и отдай мне. Будем считать, что ты бриллиант не купил, а взял на хранение под залог. Если в течение пяти лет не появлюсь и не выкуплю — вещь твоя. А мне слинять из Москвы надо спешно. Мусора на пятки наступают. Да не пугайся: с камушком это не связано. Пойми: я же не заинтересован, чтобы тебя МУР за задницу взял из-за моих серьезных дел. Ведь если на тебя выйдут, ты мигом меня заложишь. Не возражай! Я сам бы за чужое дело зону топтать не пошел. Ну, все, хватит болтать. Неси деньги. Как говорится, бери больше, кидай дальше.

— Ладно, жди здесь. Я быстро управляюсь.

Войдя в соседнюю комнату, ювелир благоразумно закрыл за собой дверь на задвижку. Быстро передвигаясь между тесно расставленной мебелью, он сноровисто извлекал пачки запрятанных на черный день денег из буфета, тумбочки, платяного шкафа, с книжных полок. Вскоре кожаный коричневый портфель наполнился доверху. Немного подумав, Михаил Григорьевич отделил две пачки купюр и благоразумно спрятал под подушку. Затем вышел из комнаты и передал портфель Пашке. Тот деловито поинтересовался:

— Сколько здесь?

— Не знаю, не считал. Но тара забита полностью под завязку. Иди, потом посчитаешь.

— Ладно, Михаил, как говорят в твоей Одессе-маме, не суетись под клиентом. Если за пять лет не объявлюсь, брюлик твой. Как договаривались.

Пашка на лестничной клетке вытащил из портфеля несколько толстых пачек денежных купюр и рассовал по карманам:

«Так надежнее. Если придется делать ноги побыстрому, уходя от погони, то портфель придется бросать. Будет не до наживы, лишь бы остаться живу. Ну, Ю все, можно отправляться навстречу новой счастливой жизни».