Мария Долонь - #в_чёрном_теле

Ноги у Инги подкосились, она протянула руку в поисках опоры, зацепилась пальцами за край туалетного столика и, уже падая, смахнула с него одинокую чёрную шахматную пешку.

– Мам! Ма-а-ам! – Катина рука трясла её за плечо. – Мам, Женя звонила, она к нам с Кириллом едет. Просыпайся, первый час дня. Ты бы умылась, что ли.

Видения, висевшие над ней всю ночь, не уходили. Туми бродила по комнате из угла в угол, со спутанными волосами, босая, в несвежем балахоне – такая, какой Инга увидела её в больнице два года назад. Туми смеялась, залезала на подоконник и докуривала грязные окурки, глядя за окно в мокрый сад. Когда она отворачивалась, становился заметен багровый шрам у неё на шее. Потом её тело начинало разваливаться и кусками падало на пол, а голова катилась по полу, вращаясь, словно пущенный шар боулинга, – две пустые глазницы и открытый в немом крике рот.

– Ну, ма-а-ам!

Инга открыла глаза, тут же заныло в правом виске. Катя сидела на краю постели.

– Ты давай не пугай меня, а? Ты какой фигни вчера наглоталась? – Дочь кивнула на раскуроченную пачку таблеток, лежавшую на тумбочке.

– Так. От нервов, – поморщилась Инга. В памяти медленно всплывал вчерашний день: опергруппа, протокол, Кирилл. И закрытая входная дверь… Она была в шаге от убийцы.

Комната нагрелась от солнца, но Инга только плотнее закуталась в одеяло.

– Полежу ещё немного.

Но в дверь уже звонили, часто и нетерпеливо.

На кухне Женя поднялась ей навстречу. Кирилл остался сидеть.

– Вот и наш главный свидетель, измождённый блогер-одиночка. Любитель походить по сомнительным местам. Спасибо, что живой. – Холодивкер обняла Ингу.

– Я загнанная лошадь, которую давно пора пристрелить. – Инга опустилась на стул и машинально взяла чёрствую корку хлеба. – Кать, ты гостей…

И замолчала на полуслове, наткнувшись на взгляд Кирилла. Он крутил в пальцах зажигалку и смотрел как чужой.

– Дочь твоя обеспечила нас набором юного фитнес-тренера. – Женя кивнула на две чашки кофе и горку тёмно-красной клубники на блюдце. – Хлеба нормального в этом доме давно не наблюдаю, сахара тоже нет, хорошо, я запаслась круассанами и колбаской.

– Доволен? – спросила Инга.

– О чём ты? – непонимающе спросил Кирилл.

– О чём я? О чём я? – Инга понимала, что Архарову и без неё несладко, но сдержаться не смогла. – О закрытом деле Эвелины Джи! О фейковом убийце! О том, что вместо того, чтобы ловить преступника, вы повесили глухарь на педофила! О том, что Туми теперь тоже мертва!

Кирилл ничего не ответил. Инга недобро сощурилась.

– То есть как дело закрыто? – Холодивкер растерянно переводила взгляд с Инги на Кирилла. – Где вы взяли преступника? А мне сказать? Что молчите? Кто убийца?

Инга не сводила с Кирилла глаз.

– Приятель Безмернова, Никита Бу у нас преступник, – сказала она. – Педофил. Эвелина с него деньги требовала за молчание. В полиции его прижучили, и Бу написал самое чистосердечное признание года.

– Только про мораль мне опять не надо. Это было лучшее решение на тот момент, – отрезал Кирилл.

Женя с грохотом отодвинула стул, встала и, опершись ладонями о стол, нависла над Архаровым всей своей массой.

– Служители закона хреновы! Вершитель правосудия, Уоргрейв! [7] Уоргрейв – судья из романа Агаты Кристи «Десять негритят». Вот ты, Архаров, считаешь себя порядочным человеком, а чем ты, по сути, отличаешься от Рыльчина? Та же подтасовка фактов.

Кирилл поморщился:

– Ну чего ты разошлась, Евгения Валерьевна? Ладно Инга. Но ты-то должна меня понимать!

Женя неловко взмахнула рукой, и фарфоровая чашка с кофейной гущей полетела на пол.

– Я тебя не то что понимаю – я тебя насквозь вижу. А ты элементарно не можешь просчитать, что будет дальше. То, что ты хотел как лучше, – это и ёжику понятно. Но ты соображаешь, что чистосердечное признание – это вообще ни о чём? Дело даже до суда не дойдёт, прокурор вернёт на доследование. Обвиняемый смог внятно объяснить, как совершил убийство? Нет? Следственный эксперимент был? Нет? Где спрятал останки? Тоже нет? До свидания.

– Обвиняемый – псих. Действовал в состоянии аффекта. Ничего не помнит.

– Освидетельствование где?

– Будет.

– А если не будет? Архаров, да ты пойми: с тем набором липы, что мы сейчас имеем, ты полностью в руках у этого убийцы-самозванца. И у прокуратуры. Он на суде возьмёт и выложит, мол, майор Архаров заставил меня написать самооговор, применял физическую силу. Адвокаты поднимут шум, подключится пресса, они сейчас такое любят. И что тогда?