Александр Тамоников - Время мертвых

— Будь осторожен в своей многотрудной работе, Никита Андреевич, — с какими-то странными нотками пробормотала Римма. — И не забывай, что где-то уже посажено дерево, из которого сколотят твой гроб.

Размышляя на тему, что мой язык — мой враг, я добрался до дома на улице Советской, приткнул машину перед подъездом, поднялся на свой третий этаж. В квартире было душно, неуютно, здесь уже неделю не ступала женская нога. Я стоял посреди комнаты, растерянно озирался. Неужели утром, когда я уходил, был такой же беспорядок? Не квартира, а прорабская бытовка. Словно домовой просыпается в мое отсутствие и все разбрасывает.

Я шатался по углам, наводил порядок: перекладывал свое барахло с видимых мест на невидимые. Проверил холодильник: там кое-что осталось от последнего посещения супермаркета, включая бутылку хорошего вина, которую я собирался распить с Варварой по случаю ее возвращения с Алтая. Она могла прийти в любую минуту.

Я спешил, мазал пол шваброй, вытер пыль с подоконника, недоумевая, почему не сделал этого вчера.

Варвара не являлась. Я выпил кофе, что-то перекусил, принял душ. Но этим ничуть не приблизил появления на горизонте своей девушки. Вечер продолжался. Я блуждал по квартире, включил зачем-то новости. Но быстро выключил, выяснив для себя две вещи. Первое: всем умным женщинам нужно брать пример с Америки, которая научилась свои проблемы делать мировыми. Второе: в мире возникла новая обязательная религия: вера в «российский след». Вмешательство в выборы, хакерские атаки, убийства журналистов, сели, потопы, извержения вулканов, «трясения земли»… Во всем обязан присутствовать «российский след», иначе нельзя, время такое. Отрицать его — грех и ересь.

На улице темнело. Я курил, пил кофе. Город засыпал, просыпался аппетит. Я снова стучал дверью холодильника, что-то жевал, попутно восхищаясь, до чего же содержательно провожу время!

В девять часов позвонила Варвара. У нее был усталый разбитый голос.

— Я только вышла из музея, Никита, — пожаловалась девушка. — Засиделись с Сергеем Борисовичем, было много дел, честное слово… Готовится новая акция на волне успеха ночи музеев 25 августа, в ночь с субботы на воскресенье. Намечаются мероприятия, познавательные экскурсии, конкурсы, будет большая реклама в СМИ. Музей сегодня работает до 10 вечера, здесь по-прежнему посетители, персонал зашился.

— Но ты уже вышла? — уточнил я. — Сейчас приеду.

— Да бог с тобой, — испугалась Варвара. — Я столько не простою, тут ветер. Вызвала такси, не волнуйся, сейчас приедет. Но еще одна проблема. Соседка позвонила, я ее топлю, труба прохудилась. Не сильно, но течет по стенам. Она уже вызвала «аварийку». Так что, извини, я — к себе. Не ждать же, пока они начнут взламывать мою квартиру.

— Ну, я так и знал, — не сдержался я. — Ведь чувствовал, догадывался…

— Знаешь, дорогой, — рассердилась Варвара, — есть люди, которые всегда недовольны. Обычно это ты. Можно подумать, я виновата, что у меня прорвало трубу. Хорошо, что сегодня прорвало, а не вчера, когда меня в городе не было. Тогда бы мой дом отправился в дальнее плавание. Не обижайся, Никита, — сменила она тон, — если сделают сегодня, снова закажу такси и приеду ночью. Если нет, то завтра, потерпишь? Ведь секс в жизни не главное, верно?

Что-то провокационное звучало в ее последних словах, сказанных с елеем. Анекдот пришел на ум: если мужчина думает, что секс в жизни не главное, значит, он у него только что был.

— Ау? — сказала Варвара. Вокруг нее свистел ветер, врывался в трубку.

— Ладно, — вздохнул я. — Оставайся на связи.

В принципе, время детское — начало десятого. Я отложил телефон, откинулся на диванную подушку. «Военные» галлюцинации не возвращались. Память иногда уводила в прошлое, но только в тех случаях, когда я сам не возражал. События дня проходили перед глазами. Новые люди в музее — Алла Михайловна со своей диссертацией, полноватый Михаил. Неприятные ощущения у Варвары, когда мы шли по территории крематория. Опасения Сергея Борисовича — так и подмывало назвать их беспочвенными, если бы я ничего не знал про его чутье. «Камаро», мозоливший глаза охранникам на шлагбауме; странный посетитель с прибором — явно сумасшедший…

На сумасшедших в этом месяце дико везло. Гражданин Григорян, гражданин с прибором… В первых числах августа посетитель музея с говорящей фамилией Толстой сделал попытку подменить настенный мемориал, сплетенный из волос усопшего. Мужчине было за семьдесят, но внешне он производил впечатление адекватного человека. Мемориал висел в районе лестницы между этажами и на фоне прочих изделий в глаза не бросался. Небольшой, овальной формы, похожий на шкатулку со стеклянной крышкой. Основа мемориала — бронза с узорчатыми переплетениями. Внутри — опадающие листья из седых волос, трогательный голый куст, согнувшийся на ветру. Темно-фиолетовый фон, серебристый рисунок. Печаль, тоска, осенняя меланхолия…