– Тогда она выродок! – потрясенно сказала Инга.
– А три минуты назад была искалеченной крошкой. Что время делает с людьми…
– Есть время иронизировать, а есть время действовать!
– Инга, давай закончим этот разговор, – попросила Гурьянова. – Он ничего не изменит, правда.
Макар бесшумно отошел и встал за приоткрытой дверью соседнего кабинета.
– Передо мной каяться не нужно, а самой себе признаться не мешало бы: Бялик тебе не нужна. – В голосе библиотекарши прозвучало странное удовлетворение. – Ответственность брать не хочется! Ребенок, прямо скажем, не подарочный… А жизнь комфортна, надежно ограждена от потрясений. Нет, я тебя не осуждаю, все мы эгоисты. А у тебя профдеформация, пресыщение детьми… – Инга выразительно помолчала. Макар ждал заключительного аккорда, и тот прогремел. – Но подумай о том, сможешь ты смотреть в глаза обществу, если с Бялик что-нибудь случится!
Каблучки с чувством собственной правоты процокали мимо.
В глаза обществу. Вон оно как.
Общество обло, озорно, огромно, стоглазо и лаяй. Радищев, «Путешествие из Петербурга в Беловодье», сожженный том.
Макар выждал для приличия пару минут и постучался.
– Кира Михайловна, мне нужно с вами поговорить.
Гурьянова подняла на него измученный взгляд. Выглядела она плохо, и он удивился черствости библиотекарши.
– У меня нет на вас времени.
– Даже не добавите «поговорим в другой раз»?
– Простите?
Макар без разрешения придвинул стул, развернул спинкой вперед и сел.
– А вы нахал, – без выражения сказала Гурьянова.
– А вы покрываете убийцу.
Ее глаза блеснули, и он вдруг подумал, что у нее запросто может быть с собой оружие. Учительница маленького провинциального городка с револьвером; было бы смешно, если бы не список из семи имен у него в кармане.
– Начиная с две тысячи первого года здесь исчезали люди, и в общей сложности погибло четверо, если не считать Адама Раткевича.
На слово «погибло» Гурьянова не отреагировала, но имя владельца автомастерской заставило ее вздрогнуть.
– Однако это лишь до две тысячи пятого. В две тысячи пятом случилась трагедия: сумасшедший сын Буслаевых убил родителей и поджег дом.
Гурьянова что-то негромко сказала.
– Что? – переспросил Илюшин.
– Он не сумасшедший.
– Знаете, мне действительно любопытна ваша роль в этой истории. Четыре исчезновения, все в июле, из них два списали на утопления, а двум вообще не придали значения. Но в июле две тысячи пятого пропадает Володя Карнаухов, который, что бы вы ни рассказывали, не собирался уезжать из города, и почти одновременно Федор Буслаев совершает двойное убийство. Хотите знать, что я думаю, Кира Михайловна?
Она молчала.
– Ваш не сумасшедший Федя Буслаев прикончил всех этих людей. Он был тяжело болен. В тот год, когда вы приехали, его даже не допустили до занятий в школе, и вам пришлось учить его на дому. Тогда он убил первый раз. В две тысячи пятом ему исполнилось семнадцать, к тому времени вы уже год или два не появлялись у Буслаевых… Ему из-за этого стало хуже?
Молчание.
– Карнаухов – пятый, с кем он расправился! Я слышал, Буслаев любил гулять вокруг Беловодья… Где-то в окрестностях зарыты пять тел. Последнее убийство окончательно сорвало ему крышу, я имею в виду убийство Карнаухова, и он зарубил родителей, поджег дом и бежал, но утонул в реке. Пожалуй, лучший исход и для него, и для вас. Вы догадывались о том, насколько он опасен?
– Федя не был опасен, – тихо проговорила Гурьянова.
– Вы уволились из московской школы, потому что ваш ученик попал в больницу, – резко сказал Макар. – Он был похож на Буслаева? Это простые вопросы, Кира Михайловна, но я могу попробовать еще проще. Пытались ли вы избавиться от многолетнего чувства вины, чрезмерно опекая Буслаева? Привязались ли вы к нему? Скрывали ли вы его убийства?
– Федя не был опасен.
– Кира Михайловна, вы знаете, где могила Карнаухова?
– ФЕДЯ НЕ БЫЛ ОПАСЕН! – Гурьянова встала в полный рост, шагнула к нему, и Макару стоило больших усилий не отшатнуться. – Вы идиот! Мальчишка! Что вы знаете, самонадеянный болван? Буслаев мучил его, избивал, с полного попустительства жены и, подозреваю, временами при ее активном участии. Они были два выродка, они, а не он! Видит Бог, я жалею, что они погибли. Их должны были судить. Тогда в городе не обсуждали бы сейчас, где поставить памятник благородному Алексею Викентьевичу, а вспоминали бы его имя с ужасом и отвращением! Это единственное, чего они заслуживают.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу