Юлия Алейникова - Перстень Григория Распутина

– Что ж, давайте начнем сначала, – кивнул ему Валентин Семенович. – Жил-был еще до войны доктор, Алексей Иванович Платонов, и был у него перстень, подаренный его жене самим Григорием Распутиным, и был этот перстень чем-то вроде оберега или талисмана для семьи. Насколько это было верно, не знаю, но все страшные катаклизмы начала века обошли семью Платоновых стороной. Пережили они и революцию, и голод, и НЭП, и сталинские репрессии. Жили тихо, растили сына Родиона. И вот был у этого самого Родиона лучший друг-приятель, Борис Балабайченко. Хороший парень, смелый добрый. Честный. Только завистливый. Ему с матерью жилось не в пример труднее, чем доктору с семьей. Отца расстреляли как врага народа, мать зарабатывала гроши на тяжелой работе. Да еще и соседи притесняли, как семью врага народа. И вот узнал этот самый Борис о перстне и позавидовал. Позавидовал так сильно, что убил доктора, отца своего лучшего друга. А вину на другого свалил, да так ловко, что тот другой половину жизни в тюрьме провел.

– Занимательно, но не ясно, при чем тут я? – пожал плечами Григорьев, искренне недоумевая.

– Еще минутку терпения. И все станет ясно, – поспешил успокоить его Валентин Семенович. – Так вот. Перстень этот Борис Балабайченко украл, и что удивительно, жизнь его действительно в скором будущем изменилась. Мать вышла замуж за хорошего человека, он Бориса усыновил, дал ему свою фамилию и отчество, очистив биографию, Борис поступил в институт, вскоре выгодно женился на дочке своего научного руководителя, начал делать первые шаги в науке, но началась война. Впрочем, Борис, теперь Григорьев…

– На отца намекаете? – сообразил Сергей Борисович.

– Именно. Поскольку речь идет именно о нем, – согласился Валентин Семенович. – Так вот, он на фронт не пошел, получил с помощью тестя бронь, остался в городе. А в сорок втором году отправился с институтом, в котором трудился, в эвакуацию. Но состав, в котором он ехал, разбомбили, он попал в окружение, потому что немцы прорвали линию обороны на том участке железной дороги. И вот ведь причуды судьбы: в зимнем прифронтовом лесу он встретил своего давнего дружка, Родиона Платонова. Родион обрадовался встрече, стали они вместе к своим пробиваться, да вот ранили Бориса в плечо, легко, но друг решил перевязать, потому что на доктора учился. А когда под рубаху полез, увидел висящий на цепочке перстень, тот самый. Борис его на пальце носить боялся, видно, совесть была нечиста, вот и боялся.

Тут-то все и выплыло, признался Григорьев-Балабайченко, как из-за перстня убил отца друга своего лучшего. Признался. А потом выстрелил в грудь своему другу, а сам ничего, спасся. Добрался до своих, войну пережил, детей двух родил. В общем, жил себе, не тужил, до самого шестьдесят пятого года. Пока его не убили.

– Откуда же вы все так хорошо про его жизнь знаете? Не сам же он вам об этом рассказал – и про лес, и про старое убийство? – покачивая головой, спросил Григорьев.

– А вот сейчас объясню, – пообещал Валентин Семенович. – Выжил Родион Платонов. Не погиб в том зимнем лесу. Выходила его одна баба, из соседней деревни. Нашла в своем огороде, куда он чуть живой дополз, и выходила. И даже сын у них родился, Алексей. И хотя Родион Алексеевич Платонов все же погиб в сорок третьем году, но оставил жене и сыну письмо, в котором все рассказал про убийство отца. Все, как было. И про друга своего Борю Балабайченко. А сын Родиона, когда вырос, приехал в Ленинград, поступил, как мечтал отец его, в медицинский институт и разыскал свою бабушку, а та еще перед войной замуж вышла второй раз, как раз за того милиционера, что дело об убийстве доктора Платонова вел. Так что письмо в самые подходящие руки попало. Да только вот стар уже был полковник Колодей. На пенсии давно, да и сомневался он, что удастся им с Алексеем Родионовичем разыскать этого самого Балабайченко, а если и разыщут, доказать его вину. И решил тогда Алексей Родионович сам убийцу отца и деда разыскать и казнить его, а перстень в семью вернуть. И так он и сделал. Он был человеком умным, хладнокровным, и жажда мести жгла его сердце, и он ловко так все подстроил, что не смогли мы тогда в шестьдесят пятом его вычислить. Не смогли, потому что не знали о нем. А полковник Колодей скрыл от нас внука обретенного. Так дело и осталось не раскрытым.

Вы заметили, что, как и в истории с убийством доктора Алексея Ивановича Платонова в тридцать шестом году, лишь смерть убийцы помогла нам раскрыть старое преступление.