Михаил Шевелёв - От первого лица

— Ты идиот… хотя и остроумный… witty, как говорится… сделай, пожалуйста, кофе, и давай я тебе все-таки расскажу, как я здесь оказалась.

— Давай. Кофе сейчас будет. И я тебя люблю, кстати.

Это все так странно, сказала Маша, просто очень. Помнишь, ты был у нас дома, мама еще хачапури делала?

— Да. Обидный вопрос, но да, помню.

— А разговор про человека, который на тебя похож — помнишь?

— Ну.

— Он появился.

Лет пять, наверное, этот страх меня не отпускал. Он был настоящий, липкий, параноидальный, когда мерещатся тени за каждым углом и заснуть не можешь в темноте. Чего боялся? Кого? Что придут и потребуют сотрудничать? Что все вокруг узнают про ту бумажку? Уже не вспомнишь… Тем более, что капитан тот оказался, действительно, человеком слова — никто ко мне так и не обратился. Или не до меня им стало?

Уходить — медленно, постепенно — страх начал году, наверное, в восемьдесят восьмом, не раньше. Когда стало ясно, что все вот это, что творилось тогда вокруг — перестройка, гласность, ускорение, газеты, кооперативы, выборы, — не кампания очередная, нет, похоже, оказалось, они это всерьез затеяли. Какой-то мужик в «Московских новостях» статью написал в восемьдесят девятом — «Как меня вербовали» называлась — про историю, очень похожую на мою, потом съезд этот… и вот тогда я поверил всерьез.

Окончательно страх ушел, конечно, только тогда, в августе, когда, стоя в толпе, я увидел, как набрасывают трос на шею Дзержинскому. «Давай!!!» — орали вокруг, и я вместе со всеми. В этот момент из подземного перехода выбежала тетка в метрополитеновской форме. «Вы чего творите?! — истошно закричала она, и все замерли. — Там же метро мелкого залегания, вы сейчас дыру пробьете, в нем же сколько весу! Туда его валите, на другую сторону!» Толпа начала ржать, и тогда я понял — всё.

Все, сказал я Юльке, стоявшей рядом, это конец, они уже не поднимутся, мы отбоялись. И я тебя люблю, кстати.

Любишь — женись, ответила она, и мне стало не до Дзержинского и всего остального, вокруг творящегося, — даже если бы в тот момент на площади высадились инопланетяне и поинтересовались, что за бардак здесь происходит, я бы не стал отвлекаться, а продолжал ее целовать.

Победу над прошлым и начало новой жизни отмечали широко, до середины сентября не могли остановиться — в гости ходили, у себя принимали, все друг друга зазывали на какие-то бесконечные праздничные пьянки, вспоминали, пережевывали подробности, делились ошеломительными сегодняшними новостями — хотелось длить и длить это ощущение.

В те дни на каком-то застолье неожиданно всплыл Илья, которого потерял из виду года за два до этого. Не нарочно, просто в то лихорадочное время всех куда-то уносило — и разбегались легко, потом так же безмятежно собирались снова.

Я Илюхе обрадовался. Он, конечно, редкостный аферист, но это само по себе не грех, если человек не жлоб и не подлец. Он-то ко мне бросился вообще как к родному, что тоже было приятно. Что ты, спрашиваю, где, как дела-то?

Ого-го, говорит Илюха, тут в два слова не уложишься, а если в одно, то — класс! Я же с восемьдесят восьмого, как кооперативы разрешили, в этом деле. Сначала как все — джинсы, компьютеры, дубло, детское питание… пробовали в нефть зайти и металлы, но там уже все расхватано… ничего, мы свою нишу нашли… теперь, представь, у нас свой банк — лицензия, между прочим, номер шесть — а вот разрешение на валютные операции мы вообще первые в стране получили.

Действительно, говорю, ого-го.

Да ты просто не представляешь, как мы поднялись, там такие перспективы… вообще… такие бюджеты, слушай, ты заходи ко мне, сам на все посмотришь, мы на Веснина сидим, следующий дом после иностранного букинистического — держи визитку.

Обязательно, говорю, зайду — и забыл об этом разговоре.

Вспомнил года через полтора, когда жизнь вдруг в одночасье стала такая, жесткая. Вроде всё и к лучшему — колбасы на каждом углу двадцать сортов, книги любые, покупай — не хочу, ехать можно, куда душа пожелает… все, короче, о чем мечтали. Только вот незадача — не на что.

Одна за другой позакрывались все шараги, где я халтурил на синхронах — Советский комитет защиты мира, Комитет советских женщин, Союз обществ дружбы с зарубежными странами, — все кормушки захлопнулись. И Юлька у себя в газете пашет круглые сутки за гроши, — драйва, конечно, полная запазуха, только колготки новые купить не может.

Тут я и вспомнил про Илью и тот наш разговор на бегу. А чем черт не шутит? Позвоню — хуже не будет.