Александр Щеголев - Старый пёс

Юлю мы оставили в квартире Марика. Накупили ей продуктов, способствующих кроветворению: гранатового сока, изюма, кураги, орехов, чудовищное количество фруктов, — в общем, полный холодильник соблазнов. Среди которых, между прочим, затесалось и красное сухое вино — тоже лекарство. Дорогое лекарство. Кьянти тысячи за три. В качестве сиделки на пару дней она позвала подругу (которой пожить на халяву в этаком дворце да за чужой счёт — просто подарок судьбы).

За пакетом с кровью заехали сразу от Рефери — в Клинику гематологии. Работал там знакомый Юлин трансфузиолог. За кровью ходил я, видел этого хмыря (лет на десять-пятнадцать меня младше), но предварительно они созвонились и договорились. Я старался не прислушиваться к разговору, но уши-то не прикроешь, не опустишь вниз, как у шапки-ушанки. Он называл её Юлечкой, приглашал в гости, в кафе, в театр, куда угодно, хоть в цирк. Она мило мурлыкала в ответ, обещая как-нибудь в другой раз всенепременно… Ну, в общем, не моё дело. Мужских тапочек у неё в квартире пока нет, это главное. Теперь появятся — мои. Театр или цирк, если она захочет, тоже будут — со мной под ручку.

Перед отъездом я подсел к ней на кровать, и мы поговорили. Я не спрашивал, но она сама принялась рассказывать, что чувствовала, привязанная к трону смертницы. Наверное, ей нужно было выговориться. Кому, как не мне? Оказывается, теряя кровь, жертва умирает вовсе не от кровопотери. На самом деле — от гипоксии. По-русски — от нехватки кислорода. Отсюда и все страшные симптомы, о которых она, как врач, отлично знала заранее. Не представляю, как можно не спятить в такой ситуации. Сухость во рту, тревога, страх — это понятно, это уже вначале. Потом — бешеная слабость, мучительное ощущение сжатия головы. Когда гипоксия доходит до всех тканей, то становится больно во всём теле, организм, задыхаясь, словно кричит и бьётся в конвульсиях… Это пытка, конечно. В конце концов жертва теряет сознание — уже навсегда.

— Главное, выжила, — сказал я ей. — Теперь можно подумать и о будущем.

— Никак не забыть, — пожаловалась она. — Как вспомню, так пробирает всю.

— Забудешь! — соврал я ей. — По себе знаю.

— А к чему ты насчёт будущего?

— Да вот, жениться надумал.

— Ух ты! И твоя избранница согласна?

— Ещё не спрашивал.

— Так спроси!

— Нет-нет-нет! Пусть сначала поправится. Дождётся моего возвращения. Тогда и спрошу.

— Ну и дурак…

Уехали во второй половине дня. Суеты было много, особенно у Марика (в который раз менял телефоны, созванивался с Мишей, потом мы с Мишей встречались лично). Майор фактически напросился с нами. Я понимаю, у него был приказ не отпускать меня, вцепиться, как клещ. Но я особо не возражал, потому что не возражал Марик, а о его планах и расчётах я даже догадываться не мог. Приходилось доверять.

Наш с ним серьёзный разговор начался на трассе, далеко за МКАДом.

— Я видел запись из квартиры Франковского, — сказал я ему. — Босс показал.

— Где ж я лоханулся? — подумал он вслух. — Вроде всё видео вытащил, даже интернет почистил.

— А Винтик не лоханулся. В двух камерах, помимо связи с пультовой, была автономная система записи.

— Не сообразил, — расстроился Марик. — Да и времени было в обрез, Рудаков должен был вот-вот нагрянуть…

— А по сути что?

— Оправдываться не буду, — сказал он с вызовом. — Виноват в одном — врал тебе. Но ты должен был пройти этот путь сам, чтобы понять меня.

— Я тебя понимаю. Вопросов только два. Первый: как ты узнал, что мама в молодости убила Бассурманова-старшего? Даже я этого не знал. И второй: как ты вычислил, что это Франковский слил маму бандитам?

— Так ты, значит, ещё не всё раскопал. — Марик тяжко вздохнул. — Ох, как не хочется рассказывать, опять вспоминать это…

Однако ему пришлось вспомнить и поделиться воспоминаниями с отцом.

И насколько же просто всё оказалось! Просто и гнусно.

Семнадцать лет назад, узнав от Алеся Маркуши про измену мамы и получив подтверждение от Вики, Марик не усидел на попе и помчался в пансионат под Серпуховым, где мама отдыхала с Максимом. (Я был в командировке.) Ему позарез нужно было услышать, что всё это враки и тупой розыгрыш. Он разыскал пансионат, нашёл маму и выяснил правду… Для начала выслушал историю про попытку изнасилования на спортбазе и про её впечатляющий, героический побег от Бассурманова. Эта история, потрясная во всех смыслах, могла бы сделать его день, да что там день — год! — если б не имела продолжения. Лена дружила с Радиком, но влюблена была в Серёжу. Возлюбленному она не могла признаться в учинённой ею массовой расправе (двоих убила, многих покалечила) — наверное, оберегала его от неприятных эмоций. Или боялась потерять. А, скорее всего, зная неукротимый Серёжин нрав, опасалась, что он попрётся на базу — разбираться повторно. Тем самым и её выдаст, и сам пострадает, если вообще выживет. А другу рассказать можно, даже нужно. Радик — друг ведь. Молодая и глупая она была, спортсменка Лена, не видела очевидного: не друг ей Радик, а тайный воздыхатель. Впрочем, и Сергей этого не видел. Меланхоличный Франкенштейн отлично скрывал свои чувства и ждал момент, когда ситуация станет благоприятной.