Мэри Стюарт - Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости [сборник]

Ярко светило солнце, ослепительная белизна стен резала глаза. Мужчины подступили ближе, восторженно улыбаясь и отпуская галантные и — по счастью — непонятные замечания. Водитель грузовика с точно такой же улыбкой высунулся из кабины и, судя по его виду, был готов весь день провести, наслаждаясь зрелищем.

В полном отчаянии я перегнулась через дверцу и обратилась к ближайшему моему помощнику — дородному мужчине в расцвете сил, с маленькими мигающими глазками, который явно был крайне доволен всем происходящим. Он свободно говорил, если можно так выразиться, на странной смеси французского с английским.

— Месье, — сказала я, — кажется, я не справлюсь. Понимаете, это не моя машина. Она принадлежит месье Саймону из Дельфов и понадобилась ему по неотложному делу. Я… я еще не очень с ней освоилась и, поскольку она все же не моя, не хотела бы рисковать. Не могли бы вы или кто-нибудь из джентльменов вывести ее? Пожалуйста… Или, может, меня выручит водитель грузовика? Вы не попросите его? Видите ли, машина не моя…

Жалкие остатки гордости вынуждали меня подчеркивать это, но внезапно я увидела, что он не слушает. Улыбка сошла с радостного потного лица. И он сказал:

— Чья, вы говорите, машина?

— Месье Саймона из Дельфов. Он взял ее напрокат в Афинах, срочно. — Я с надеждой смотрела на него. — Вы его знаете?

— Нет.

Мужчина покачал головой. Но сказал он это как-то уж слишком быстро и поспешно отвел глаза. Человек, стоявший рядом с ним, пристально глянул на меня и что-то скороговоркой спросил по-гречески. Мне показалось, я уловила слово «Саймон». Мой приятель кивнул с тем же поспешным уклончивым взглядом и что-то тихо сказал. Мужчины уставились на меня, бормоча себе под нос, и я решила, что вижу некий новый вид любопытства — скрытый и, возможно, даже жадный, — мгновенно сменивший простодушное веселье.

Однако это было лишь мимолетное впечатление. И прежде чем я решила, стоит ли продолжать расспросы, я вдруг осознала, что на меня больше никто не смотрит. Они еще немного побормотали, последние подбадривающие улыбки истаяли, и мужчины, толпившиеся вокруг машины, начали отступление, ненавязчиво, но поспешно, сбившись в кучу, точно овцы при приближении собаки. И все смотрели в одну сторону.

У моего плеча послышалось нервное пощелкивание четок и тихий голос дородного мужчины:

— Он вам поможет.

Я спросила:

— Кто?

И тут заметила, что рядом никого нет.

Я повернула голову и поглядела, куда это они все смотрят.

Справа по склону, по крутой дорожке, пролегавшей между домами, медленно спускался человек.

На вид лет тридцати, темноволосый и смуглый, как и все прочие собравшиеся у машины, но весь облик, манера одеваться и даже осанка безошибочно выдавали англичанина.

Он был не так уж высок, на дюйм или два ниже шести футов, но широк в плечах и в прекрасной форме — этакая легкость и уверенность движений, говорящая о тренированности и предельной физической выносливости. Мне он показался красивым: утонченное загорелое лицо, черные брови, прямой нос, энергичные губы, но вид у него сейчас был такой, что Джейн Остин назвала бы его отталкивающим — казалось, он навеки погружен в угрюмую задумчивость.

Он точно не осознавал, где он и что делает. Какой-то ребенок пробежал мимо и задел его, а он даже не заметил. Стайка кур пронеслась прямо под ногами, а он даже не приостановился. Вьющееся растение осыпало ливнем алых лепестков белый рукав рубашки, а он и не подумал стряхнуть их.

Дойдя до конца дорожки, он остановился и словно очнулся от своей неведомой задумчивости. Он стоял, засунув руки в карманы фланелевых брюк, обозревая сцену на улице. Его взгляд задержался на кучке мужчин. Я увидела, как задумчивость пропала и загорелое лицо превратилось в маску — отчужденную, холодную и странным образом повторяющую ту настороженность, что я заметила у араховцев. Затем он посмотрел на меня, и я слегка растерялась: думала, глаза у него темные, а они оказались серыми, очень чистыми и светлыми и необычайно живыми.

Он пересек улицу и подошел к машине. Толпа тихо отступила. Он обратил на них внимания не больше, чем на кур или осыпавшиеся лепестки.

Он смотрел на меня.

— Похоже, у вас неприятности. Могу я чем-нибудь помочь?

— Буду крайне признательна, если сможете, — ответила я. — Я… я пыталась вернуться на дорогу.

— Понятно.

В приятном голосе как будто таился смех, но лицо по-прежнему ничего не выражало.

Я уныло сказала: