Александр Трапезников - Ночные окна

– Разумно, – согласился бомж. – Спросонья можно ошибиться и выйти не за того. Хотя какая, в принципе, разница? Все равно окажется сволочью.

– А я устал от секса, – произнес молодой плейбой и нарочито зевнул. Вся Москва знала, что его содержит известная женщина-политик, депутат Госдумы.

– Это ненормально, – заявила поэтесса.

– Конечно, поэтому я здесь.

– А вот я потеряла невинность в девять с половиной лет, – заявила путана. – Причем сразу с тремя мальчиками из соседнего двора, они были старше меня на три-четыре года. Сказали: давай играть в доктора, но ты разденься догола и ложись на спину. А потом стали щекотать меня своими пенисами между ног, по очереди. Я сначала ничего не понимала, но затем вдруг закусила губку от удовольствия. И подумала: черт, а это ведь лучше, чем есть конфеты! С тех пор сама предлагала всем в школе поиграть в доктора. В основном это были, конечно, старшеклассники. И даже учитель физкультуры. Особенно забавно было использовать перемену между Уроками – быстро сбегать с кем-нибудь в подвал, сделать там, что положено, и успеть вернуться на алгебру. Как спорт. Бег с препятствиями. Меня даже прозвали Ленка – Сладкая Пенка. Ну, это ясно почему.

– Ясно, – согласилась поэтесса. – Нет, у меня кличек не было. Я с шести лет писала стихи и постоянно влюблялась. Платонически. Я знала, что мой путь – к вершинам поэзии. А мужья в общем-то на этой тернистой дороге лишь метают.

– Тогда в следующий раз выходите замуж за женщину, – посоветовал бомж.

– Я подумаю, – всерьез ответила поэтесса, выразительно взглянув на путану.

– Ленка – Сладкая Пенка, – повторил плейбой и засмеялся.

– Но я все же буду называть вас Елена Глебовна, – сказал бомж. И посмотрел на меня: – Мы что-то не то говорим, а?

– Нет-нет, – успокоил я. – Продолжайте. – Здесь можно рассуждать о чем угодно, цензуры нет.

– Тогда скажите, что такое любовь? – спросила меня поэтесса, тронув пальцем свою родинку на щеке. – Я бьюсь над этой загадкой пятый десяток лет, а все без толку. Мираж? Идеал? Ловушка? Вы, конечно, читали мои книги, там вечный поиск.

– Я отвечу, – сказал бомж. Это был очень умный бомж, он когда-то преподавал в университете. – В древнеиндийском трактате «Шурасаптати» приводится десять стадий, которые проходит человек в процессе этого чувства. Вот они: первая – созерцание; затем следуют задумчивость и бессонница, отощание и нечистоплотность; потом идут отупение, потеря стыда, сумасшествие и обмороки; в заключение – смерть.

– От созерцания – через отупение – к смерти, – повторил плейбой и вновь засмеялся. – Надо не забыть, сказать об этом моей дамочке. А то она уже меня заколебала своим ненасытным сексом…

Один из основных законов психиатрии гласит: если люди терпят разговоры о своих пороках и проблемах – это лучший признак того, что они излечиваются. Я не стал мешать вспыхнувшему вновь спору и тихо перешел к соседнему столику, к госпоже Ползунковой. Ее пепельная кошка сидела возле тарелки с творогом и умывалась.

– Ну съешь еще ложечку! – уговаривала ее вдова. Заметив меня, она добавила: – Не хочет, Александр Анатольевич! Ну что мне с ней делать? Я из сил выбилась. Все меня норовят обидеть, никто не понимает. Только вы один чутко улавливаете мою страдальческую душу… Вы знаете, минут десять назад у меня украли часы!

– Как же это случилось? – спросил я.

Ползункова, после того как ее мужа, нефтяного магната, застрелили год назад, стала обладательницей огромного состояния. Конечно, значительную часть растащили друзья-соратники, которые, возможно, и организовали убийство, но и вдова была обеспечена до гробовой доски. О ней она любили говорить больше всего, считая себя смертельно больной, просто на последнем издыхании, хотя выглядела свежо и пышно в свои пятьдесят лет. Деньги ее практически не интересовали, она не знала, что с ними делать и на что тратить. Это-то и вызывало особую ненависть у моего помощника Левонидзе.

– Я сняла их с руки и положила на столик, рядом с творогом, – начала объяснять Ползункова. – Я всегда так делаю, когда занята чем-то серьезным. Чтобы не мешали. Глянь – а их уже и нет!

– У вас, кажется, был золотой «ролекс»? – спросил я.

– Кажется, да. Мне не жалко, куплю другие, но это был подарок мужа.

Я взял ложечку и помешал в чашке со сметаной. Может быть, она бросила часы не на столик, а сюда?

– Неужели вы думаете, что их проглотила Принцесса? – в ужасе прошептала вдова, глядя на свою кошечку.