Фредерик Дар - Убийца. Бесполезное расследование

Я начал говорить автоматически, не зная точно, куда веду и что хочу пояснить. Честно говоря, я не собирался ничего доказывать. Я взял слово только для того, чтобы встревожить эту бабу, которая смотрела на меня, напрягшись и сжавшись в комок. Чтобы она подрожала, пообливалась холодным потом хотя бы несколько минут. Это был последний и единственный способ как-то ей отомстить.

— Господин прокурор, господа присяжные… Мне нечего сказать в свое оправдание. (Шепот в зале). Потому что мне незачем оправдываться. Оправдываются виновные, а я невиновен. (Новый шепот, переходящий в гул).

Паяц крикнул: «Прошу тишины!» — и, как заведено, пригрозил, что прикажет очистить помещение.

Я сглотнул слюну и посмотрел на Эмму. Она была бледна, и губы, которые она не накрасила, чтобы больше походить на безутешную вдову, казались совершенно бескровными.

— Я знаю: я изрядный подонок, — продолжал я тем же ровным голосом. — Это роковой для меня факт, и я не питаю на свой счет никаких иллюзий. Однако душой и совестью, как у вас принято говорить, я отвергаю предъявленные мне обвинения, поскольку они являются ложными. Ложными от начала и до конца. Господа судьи! Я взял слово, собственно, только для того, чтобы доказать вам, что я умен. Это вовсе не проявление ребяческого самолюбия, хотя умный человек всегда самолюбив. Главное — вы должны понять: я вовсе не то кровожадное животное, каким меня только что выставлял мой адвокат — пусть даже и с благими намерениями… И если вы признаете меня нормальным человеком, то ни на минуту не допустите, что я действовал так, как полагает обвинение. Судите сами, господа: я бежал из тюрьмы, где отбывал срок за кражу. Заметьте, за простую кражу! Мне оставалось сидеть всего год. Совершив побег, я поступаю на работу к частному лицу. Мне хорошо платят, я живу спокойно, здесь меня не найдут… И вдруг однажды ночью я совершаю убийство. Убиваю паралитика. Между тем, вздумай я его ограбить — мне достаточно было попросту забрать все у него на глазах. Зачем мне понадобилось его убивать? Чтобы он на меня не донес? Но разве я лег бы тогда спать, разве стал бы спокойно дожидаться приезда полиции?.. Будем рассуждать дальше. Я, дескать, оставил свои отпечатки на ноже. Я сунул бумаги старика под свой матрац. Пожалуй, пьяница или душевнобольной действительно могли бы так поступить. Но разве пьяница, душевнобольной или «кровожадное животное» способны выдумать трюк с телеграммой, отправленной сообщником из другого города, чтобы убрать из дома остальных жильцов? Согласитесь, эта уже предумышленное убийство. А убийца, который планирует свое преступление заранее, — вовсе не слабоумное животное!

Я умолк, чтобы перевести дух. В зале стояла такая тишина, что можно было бы услышать, как ворует лучший в мире карманник. Никто не смел шевельнуть пальцем. Изумленно выпучив глаза, все с нетерпением ждали, что я скажу дальше. Адвокат, прокурор, присяжные — все смотрели на меня так, словно видели впервые. Это был великий миг.

Я бросил взгляд на Эмму; она будто превратилась в белую мраморную статую. Бледное лицо резко выделялось на фоне траурных одежд. Я нашел ее некрасивой. Да, она подурнела от испуга, и это согрело мне сердце. Уничтожить ее красоту — разве это не прекрасное отмщение?

Я провел рукой по лбу. Теперь главное — не потерять нить. Я чувствовал: еще немного — и эта нить меня куда-нибудь приведет. Свой рассказ я вел прежде всего для себя. Я убеждал себя в собственной невиновности. О, незабываемая минута!

— Продолжим, господа, игру в «допущения» и допустим, что я действительно подстроил отправку этой телеграммы из Орлеана. Но где гарантия, что она позволила бы мне остаться дома одному? Прошу вас, послушайте меня внимательно!

Впрочем, в этом призыве не было никакой необходимости. Все едва не лопались от напряжения. Даже, небось, жалели, что у них всего по два уха, неплохо бы еще… Я видел, что все просто поражены моей грамотной речью, ясностью моих аргументов, полным отсутствием нервозности. Я был холоден и точен. А это для преступника явление довольно редкое.

— Послушайте внимательно: Бауманн уехал на машине. По логике вещей, получив телеграмму с тревожной вестью, мадам Бауманн должна была бы сесть на поезд… Через Орлеан проходит очень много поездов! Но раз уж она решила взять напрокат автомобиль, то почему не посадила за руль меня? Ведь шофером в доме был именно я!

Эти слова произвели эффект камня, брошенного в тихий пруд. В зале одобрительно загудели. Я был на верном пути.