Шарль Эксбрайя: Алиби на выбор. Сицилийский клан

— Не вижу в этом никакой связи, точно так же как не вижу, почему я должен отдать мою дочь человеку без копейки только потому, что ему не хочется, чтобы у Аньезе были дети от другого мужчины! Если хочешь знать мое мнение, Дезидерата, то я считаю, что Амедео полностью лишен, как культуры, так и скромности.

В ответ на это безапелляционное утверждение Аньезе издала стон, полный такой страшной скорби, что Джудитта Скьявони, соседка Агостини, упала на колени, готовясь достойно принять смерть: она была уверена, что это голос ее матери, которая умерла двадцать два года назад и теперь звала ее к себе. Нотариус не выносил подобных проявлений чувств.

— Перестань, Аньезе, — сказал он. — Ты подрываешь уважение к нашей семье! Замуж за Амедео Россатти ты никогда не выйдешь, а я сегодня же попрошу сделать оглашение о твоем бракосочетании с Эузебио Таламани!

После этого заявления дон Изидоро повернулся на каблуках и поднялся к себе, намереваясь закончить свой туалет. Что касается донны Дезидераты, то она присоединила свой голос к воплям дочери. Прохожим казалось, что целая свора собак воет по покойнику в доме Агостини.

Тимолеоне Рицотто обладал счастливым характером, который стал еще лучше после смерти его жены. Каждое утро он благодарил Провидение за то, что оно сделало его начальником карабинеров, и не где-нибудь, а в Фолиньяцаро, его родной деревне, куда он был назначен благодаря поддержке друзей сразу же после окончания войны. Толстый и коротконогий, он каждый год вынужден был покупать более широкий пояс. Из-за своей полноты Тимолеоне терпеть не мог делать лишние движения, торопиться сверх меры и волноваться. С видом гурмана он признавался, что никакое событие в мире не может отвлечь его от тарелки хорошо приготовленных рубцов и что, по его мнению, в этой юдоли слез нет ничего важнее поленты с птичьим паштетом или булочек с изюмом и цукатами. Гордый своим опытом, он сообщал всем желающим, что пить приятнее всего грумелло, легкое красное вино с запахом и вкусом клубники. Пока донна Мария Рицотто была жива, она ухитрялась удерживать аппетит своего мужа в разумных пределах. Когда она отдала Богу свою благочестивую душу, Тимолеоне пролил несколько подобающих случаю слез, но тут же вздохнул с облегчением, отлично понимая, что теперь-то он сможет беспрепятственно предаваться своей страсти. Чтобы наверстать потерянное время, он стал есть вдвое больше и скоро превратился в затянутую в мундир бесформенную массу. Каждый выход на улицу стал для него пыткой, и он уже мечтал о безмятежных радостях жизни на пенсии.

Несмотря на свои размеры, Тимолеоне заботился о своей внешности. До того как приступить к завтраку, он тщательно занимался своим туалетом, и опрыскивал себя с головы до ног одеколоном из лаванды, который делал сам. После этого с набожной улыбкой на добродушном лице, он готовился к незыблемому ритуалу, сопровождавшему завтрак. Чтобы продлить удовольствие, он все делал сам. Начинал он обычно с толстого ломтя болонской колбасы, за которым следовали яичница болтунья и маслины. Напоследок он съедал кусок сухого сыра, запивая его одним или двумя стаканами грумелло. Покончив с первой частью трапезы и еще не надев кителя, он вкушал заслуженный отдых, выкуривая сигарету, и переходил ко второй: кофе со сливками и с булочками, которые пекарь Маренци приносил ему каждое утро в определенный час. Стоило тому прийти чуть раньше или чуть позже, и настроение начальника карабинеров было испорчено.

Проглотив последний кусочек булочки, Тимолеоне мыл посуду, приводил в порядок свои руки, натягивал китель, надевал пояс и производил Смотр своих войск в составе капрала Россатти и карабинера Бузанелы. Услышав от них, что происшествий не было, он ждал маловероятного прихода почты, подремывая или размышляя о том, что бы приготовить на обед.

В это утро, наполнив желудок хорошей пищей, сделав все необходимое по хозяйству и закончив свой туалет (Тимолеоне жил один, не прибегая к помощи служанок, так как после смерти своей супруги он дал волю своему долгое время подавлявшемуся женоненавистничеству), он призвал своих подчиненных. Явился один карабинер Иларио Бузанела. Это был уже немолодой, худой, как щепка, человек. Покидая свой полк, он колебался: стать ли ему карабинером или взломщиком сейфов — ремесло, к которому, как он чувствовал, у него были недюжинные способности; и если в конечном итоге он выбрал карабинеров, то только потому, что в дальнейшем они получали пенсию. Внешность Иларио приводила Тимолеоне в отчаяние. Его худоба, желтушный цвет лица и унылый вид казались ему какой-то постоянной провокацией, и это убеждение толкало его на несправедливое отношение к бедняге.