Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

– Иди-ка, посмотри на него… – сказал лысый. И добавил: – А я поехал.

Я услышал, что лысый сделал несколько шагов, видимо, по направлению к двери.

– Валеев нас запалил, – жалобно прогнусавил Жильцов.

Видеть их я не мог, но услышал, что Анатолий остановился. Несколько секунд он молчал и потом спросил: в голосе различались усталость и раздражение.

– Валеев что запалил? Что вы из дома вместе вышли?

– Ну да.

– Но больше вас никто не видел?

– Не знаю… Нет вроде.

– Ну и в чем проблема?.. Все, поехал я. Давай!

Хлопнула железная дверь, снова впустив в комнату шум и лязганье тех самых неизвестных механизмов, которые я слышал, когда меня вели сюда. Через пару секунд звуки стихли – значит, лысый вышел. А на пороге моей комнатушки появился Жильцов. Он смотрел извиняющимися печальными глазами старого дворового пса, но это было, пожалуй, еще более ужасно, чем если бы он рычал и брызгал кровавой слюной. В такие моменты начинаешь особенно ценить жизнь, как бы пафосно это ни звучало.

– Оклемался? – спросил Жильцов и отвел глаза. – Угораздило же тебя…

Надо было что-то делать. Трезво оценив свое физическое состояние, я вынужден был признать, что моим единственным преимуществом в данной ситуации могла стать только убедительная сила слова. Жильцов колебался, поэтому надо было найти аргументы, которые заставят его колебаться еще сильнее. Но это сейчас, в спокойной тишине позднего вечера, когда мои руки отбивают мирный ритм по кнопкам клавиатуры, мысль отливается в понятные формы. Тогда же моя мысль зигзагами металась по гулко пустой, разламывающейся от боли черепной коробке и не могла не то что отлиться во что-то приличное и законченное, даже какого-нибудь мало-мальски приличного слова не находилось. Да что уж там, вообще не находилось приличных слов.

И тут вдруг ни с того ни с сего я наткнулся в закромах собственной памяти на кое-что, привлекшее мое внимание. Уж не знаю, нашептали ли мне это высшие силы или адреналиновая инъекция наконец добралась до парализованного ужасом серого вещества, но я вдруг отчетливо вспомнил несколько сцен из фильма «Крестный отец» и еще до кучи несколько из «Однажды в Америке». Торжественная мрачность. Ни одного лишнего движения, ни одного пустого слова. Речь изливается прямиком в пособия по ораторскому искусству. Сделать предложение, от которого он не сможет отказаться… Впрочем, нет. Что я могу предложить? Не то. Мысль метнулась дальше. На чем еще можно сыграть? Честь, совесть, боязнь наказания? «Я не люблю насилие, Том. Я бизнесмен. Насилие дорого обходится».

Что это было? Безусловно, обращение к мифологической стороне сознания. Сейчас, сидя перед монитором, я могу дать этому мало-мальски связное объяснение: старый добрый дедушка миф пришел мне на помощь в этом ужасном и смрадном аду, в который занесла меня нелегкая. В современном мире миф скрывался в штампах и формулах массовой культуры и успешно формировал сознание миллионов. Я знал немало очень умных людей, которые тайком рыдали над финалом «Титаника» и обожали детективные сериалы про ментов. Место злобного Кощея занял безносый Воландеморт, место богатырей – Тони Старк, Доктор Стрендж и Капитан Америка. Как бы то ни было – формулы работали. Неизменную любовь к формулам приключенческой литературы я уже использовал однажды, развлекая публику Старого Озерного пересказами английского романа о путешествии на край земли. Теперь же оставалось сообразить, каким образом воздействовать на Жильцова, чтобы переманить его с темной стороны на светлую. Сейчас бы хоть половину вашей знаменитой дипломатии, дон Карлеоне!

– Алексей, – проговорил я, все еще с трудом ворочая языком. – На вашем патроне труп кладовщика Захарова и еще пять трупов из числа менеджеров завода. Это как минимум. Ему терять нечего. Он давно перешел черту, а у вас жена, дети…

Я начал с места в карьер: времени для цветистых вступлений не было.

Жильцов нисколько не удивился ни известию о Захарове, хотя напрямую мужик в аляске ничего не говорил об убийстве, ни известию о других пяти трупах, что, конечно, его характеризовало. Он коротко кивнул и приказал мне встать. Ноги послушались не сразу, даже когда я наконец почувствовал стопу, а потом постепенно и большие пальцы, я не спешил вставать прямо: перекатывался и снова валился, изображая сухоножие. Все это время я говорил.

– После того, как я побывал здесь, на этом вот диванчике, для вашего босса вы фактически уравнялись в правах со мной. Независимо от того, отпустите вы меня сейчас или нет, вы стали опасны для вашего покровителя. Вы подставились, Алексей, подставили команду, стали их уязвимым местом. В лучшем случае вас просто вышвырнут на улицу. Скорее всего запугают и заставят уехать из города… Это, повторюсь, в лучшем случае.