Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

Пятнадцать минут спустя я обнаружил Марину и Лейлу в коровнике. Они были без сил и с ног до головы в крови и грязи. Рожала одна из коров. Я даже помнил, что корову зовут Апрелька, видимо по месяцу рождения.

Марина упирала ногу в резиновом сапоге в коровий круп, ее тонкие руки по середину предплечья были погружены в животное. Фартук, комбинезон, наплечники – все было перепачкано. Лейла выглядела чуть чище, она сидела на корточках, готовая в любую секунду подхватить новорожденного.

– Ногами идет, – вместо приветствия бросила Марина, увидев меня в дверях.

– Живой?

– Не знаю.

Корова натужно замычала и, переступив с ноги на ногу, начала ложиться.

– Нет, нет, моя хорошая, подожди, еще чуть-чуть. Ты устала, но давай еще, моя красавица. Еще чуть-чуть, терпи, дорогая, Апрелька, терпи-терпи. – Это Лейла подобралась к голове животного и уговаривала.

Как ни странно, корова послушалась и осталась стоять.

– Руку зажимает. Между тазовой костью и теленком, не могу просунуть петлю. – Марина морщилась от натуги и тяжело дышала, как будто сама маялась в родовых муках.

– За ноги тяни, – посоветовала Лейла.

– Как тяни? Я же не знаю, что у него там с головой, – буркнула Марина.

– За ноги, за ноги. – Откуда ни возьмись появилась Диана Игоревна. Наша леди Ди была в длинном черном пальто и сапогах, поверх которых надеты галоши. Она явно не собиралась мараться.

– Лучше теленка потерять, чем корову, тяни за ноги, только очень медленно, чтобы таз матери не повредить, – сказала Диана, наблюдая за процессом издалека.

При этих словах корова как будто что-то поняла, повернула мокрую морду и отчаянно замычала. В этот миг пришла следующая схватка.

– Тяну, – прорычала Марина. – Хватай меня, Берсеньев!

Я обнял ее, просунув руки под фартуком, прижавшись к горячему голому телу. Под окровавленной клеенкой на Марине был только лифчик. На ногах – толстые ватные штаны, заправленные в сапоги. Я осторожно потянул, стараясь не защипнуть тонкую кожу на ее животе.

– Ты роды принимаешь или на танцы пришел? – бросила Марина через плечо, обдав меня запахом пота и запекшейся крови.

Я прижался сильнее и потянул жестче.

– Берсеньев! Сильнее! Идет! Идет!

Теленок шлепнулся на подставленные руки Лейлы, а я все еще держал Марину сзади за талию.

От Марины пахло человеческим и коровьим потом, кровью, навозом, но сквозь эти запахи все равно едва уловимо проступал собственный аромат девушки, уже знакомый, сладко-карамельный. Я понял, что в таком истинно природном, если можно так выразиться, сочетании запах девушки волновал меня почему-то гораздо сильнее, чем обычно.

Запах другой женщины неожиданно напомнил мне о Марго, хотя она пахла совсем по-другому – так пахнет морозный свежий воздух или миндальное мороженое, когда его вытаскиваешь из морозильной камеры и отдираешь этикетку, выпуская пар.

До недавнего времени я властвовал безраздельно над некоторыми едва уловимыми материями: запахом Марго, следами от ее мокрых ног в ванной, отпечатком ее щеки на моей подушке. И это было в каком-то смысле даже важнее, чем обладать ее телом. Уходя, она забрала само свое присутствие из моей жизни, и сейчас другая девушка мучительно больно напоминала мне о том, чего я лишился. Это был не обман, не хитрость, не двуличие. Это было вероломство.

Когда тебя обманывают, обидно, ты остаешься одиноким, растерянным, одураченным, но ты остаешься. Ты цел. Вероломство – это когда тебя по-настоящему взломали, как ломают хакеры защищенный аккаунт, как крушат замки́ полуночные воры, оставляя взамен дорогих вещей мусор и следы грязной обуви… Я понял, как пахнет вероломство. Вполне ощутимо: пылью, нежилым застоявшимся воздухом и немного сыростью из-за подтекающего унитаза. Напомнив мне запах Марго, Марина напомнила мне и этот душный затхлый дух, от которого перехватывало дыхание.

Вдруг я почувствовал довольно ощутимый удар в бок. Это Марина шарахнула меня локтем. Наконец я сообразил, в чем дело, разжал руки, и Марина выскользнула из моих объятий, посмотрев на меня строго через плечо, однако в ее глазах не было ни злости, ни возмущения, скорее удивление, мол, чего это я. Я и сам не понял, чего. Провал из реальности.

– Асфиксия, – сказала Марина, показывая на бездыханный мокрый труп новорожденного. Впрочем, это было понятно и так: голова теленка бездвижно лежала на полу, шея заломлена, синий распухший язык достал до пола.

– Бывает. Сложные роды. Но вы, девочки, все равно молодцы! Тут главное – мать спасти, – сказала леди Ди, которая все это время молча наблюдала, не приближаясь к загону.