AlmaZa - Танец под золотой вуалью [СИ]

Поднимаясь, как гордая львица, Саломея окидывает сине-зелеными глазами толпу, потонувшую во мраке за пеленой софитов, и не ясно, отчего её очи так неестественно ярки — освещение или линзы? Бывают ли настолько красочные глаза? Пришел черед избавляться от вуалей на ногах: голубой и серебряной. Они олицетворяют стихии воды и воздуха, ведь именно ноги несут нас как по ветру, или по волнам. Все элементы тщательно продуманы многими и долгими веками мудрости, изучившей символику так хорошо, что благодаря ей на помощь можно призывать такие силы, что они, действительно, вводят в транс смотрящих на Саломею. Но в ней не видно тщеславия, насмешки или, напротив, боязни и стыдливости. Она словно не здесь, ничего не добивается своим танцем, лишь отдается ему, как полновластному хозяину. Но и эта иллюзия быстро оканчивается. Её глаза опускаются вниз, к столикам, за которыми сидит несколько десятков мужчин и, будто пропевают с песней слова «только ты», устремляются поочередно на двух-трех завсегдатаев из первого ряда, настолько пронзительно и откровенно, что вот теперь активизировано то самое движение, когда спокойно сидеть самцы со здоровой потенцией уже не в силах. Девушка не то ищет, не то, понимая безнадежность поиска, смотрит насквозь, но так страстно и вызывающе, что едва ли не каждый, поймавший этот взгляд, готов схватить её и повалить на месте, потому что уверен, что безразличная женщина так взирать не в силах. Но для этого у сцены два охранника, и никто к ней близко подойти не может. Это не стриптиз, где танцовщице свободно засовывают купюры под нижнее бельё. Это эротическое представление, основанное на загадочности, которая цепляет чуть ли не больше, чем демонстрация женского тела. С груди срывается черная вуаль и взглядам предстаёт молодая, высокая и красивая грудь, конечно же, не отличающаяся от других подобных ничем, кроме того, что является запретной и вряд ли доступной кому-либо. Оттого и сильное желание обладать той, кому она принадлежит. Пластичные бедра плавно выводят рисунок ночных утех, всё более распаляя мужчин. Все следят за белоснежной повязкой, прикрывающей их. Все ждут — слетит ли она на этот раз? Скорее всего, как и у всех танцовщиц, под ней должны быть трусики, но это не отменяет желания снять с Саломеи как можно больше. Белый — цвет невинности. По закону жанра девушка девственна, и не сорвет последний покров до тех пор, пока не соберется отдаться кому-то. Так ли это? Невинна ли Саломея двадцать первого века, регулярно выступая на сцене полуобнаженной перед клиентами, платящими за это хорошие деньги? По фигуре сложно определить возраст, и ей одинаково может быть как семнадцать, так и тридцать. В наше время женщины умеют перезревать, будучи подростками, и расцветать, уже будучи матерями. Пока не заглянешь в паспорт — точно ничего не скажешь. Ясно было одно: эта девушка занимается своим телом, достаточно молода и обладает от природы хорошими формами, которые нужно лишь поддерживать, чтобы оставаться прекрасной.

Музыка заканчивается, а белая вуаль всё так же на месте, как и золотая, прикрывающая лицо. Что с ним не так? Этим вопросом задаются почти все в зале, кто заинтриговался этим шоу. Ослепительно оно или ужасно? Разочарует или ещё больше заворожит? Узнает ли кто-нибудь, кто за ним? Но выступление угасает, вместе с эффектным освещением, сопровождавшим его, и Саломея, рассыпав по спине волны своих густых волос, когда открыла грудь, перекидывает их на неё и, разворачиваясь, уходит постепенно в ту же темноту, из которой вышла. Руки взмахивают с легкостью невесомости, как крылья фламинго. Очерченные лопатки стройной спины, переходящей в тонкую талию, расправляются, повернувшись к залу. Вновь тайна осталась тайной, а возбужденные мужчины неудовлетворенными. Свет полностью потухал, по установленному закону оставаясь выключенным около пяти минут — для чего, интересно? — и лишь потом зажигался. В другой части клуба работали проститутки, и разогретым мужчинам прямая дорога была туда, воспользоваться услугами, специально предоставляемыми в такие моменты, уединиться с ними в номерах отеля этажами выше. Или спешить домой, к родным женам, создавая вид случайно оживившейся похоти, но вместо этого мечтая о неведомой незнакомке, спрятанной под семью вуалями.

Когда свет включился, я стояла у стены, скрестив руки. Разумеется, на мне была не форма, а гражданская одежда. Я же не при исполнении, а по собственному почину, рыскаю тут, расследую неизвестно что. Кроме меня присутствовала всего одна женщина, сидевшая с супругом, скорее всего, но почувствовавшая себя явно не в своей тарелке, поскольку ни одной даме не станет приятно, что всё внимание устремлено мимо. Другое дело я — у меня деловой интерес. Хотя, кому я лгу? Мне тоже был приятен мужской интерес, правда, искренний, обоснованный и серьёзный, а не жажда перебиться на одну ночь. Впрочем, последнее тоже льстило. Кто откажется приподнять таким способом самооценку? Не отдавшись, но поняв, что тебя хотят.