Алексей Мальцев - Тайна речного тумана

Элла восприняла его болтливость как само собой разумеющееся.

Полученные показания майор старательно «отстучал» на клавиатуре.

Закончив с Петром, Ширчков приступил к допросу Эллы. Супруга отвечала сбивчиво – волновалась. Когда речь зашла о том, почему ее всю ночь не было в каюте, она откровенно призналась, что не помнит, где была, заметив при этом, что ее многие видели в непотребном виде с окровавленным ножом в руке.

– Уилки Коллинз отдыхает, – заметил Ширчков, выслушав и зафиксировав показания Эллы. – Дело пахнет психиатрической экспертизой.

– А что мне скрывать? – пожала плечами бывшая супруга Петра, ничуть не испугавшись сказанного. – Что есть, то и говорю.

Холстяник тем временем снимал отпечатки пальцев с посуды, дверных ручек – со всего, к чему могли прикасаться бывшие супруги за время короткого путешествия. При этом эксперт обрабатывал каждый предмет аккуратно кисточкой.

Закончив с официальной частью, Ширчков исподлобья взглянул на бывших супругов и невозмутимо сообщил:

– Я отправил на берег протокол допроса, сейчас распечатают, вы прочитаете, подпишете, что с ваших слов записано верно. А пока, если вы не против, мы приступим к обыску вашей каюты. Думаю, вы понимаете, что разрешение на проведение данной процедуры у нас имеется. – С этими словами он выглянул в коридор и громко позвал: – Будьте добры, понятых, пожалуйста.

Вошли двое – парень и девушка, по-видимому, взятые из числа береговых зевак, и скромно стали в сторонке. Содержимое шкафа не вызвало у Ширчкова никаких подозрений. Складывалось впечатление, что он знает, где и что надо искать.

Сначала был осмотрен диван Эллы, ее сумка, одежда, содержимое косметички. Потом приступили к дивану Петра. Когда извлекли на свет его спортивную сумку, у хозяина противно засосало под ложечкой: слишком объемной она выглядела.

Он заметил, что Ширчков работает в резиновых медицинских перчатках, когда он успел их надеть – Петр не видел.

На столике расстелили газету. Ширчков громко попросил понятых подойти поближе, чем окончательно рассеял остатки их сонливости. После ничего не значащих аксессуаров на газете появился черный полиэтиленовый сверток, которого Петр не узнавал.

– Петр Федорович, вы признаете этот сверток? Что в нем находится?

– Никак нет, – по-армейски вырвалось у подозреваемого. – Его мне, скорее всего, подкинули. Что в нем находится, я не знаю.

– Так и запишем, – майор кивнул в сторону сидевшего за компьютером Холстяника. – Гражданин Фролов не признает черный полиэтиленовый сверток, найденный в его спортивной сумке при свидетелях.

Пальцы эксперта привычно забегали по клавиатуре.

В каюту неожиданно постучали. Худосочная девушка принесла распечатанные протоколы допросов. Петр долго изучал свой и, не найдя в нем ничего, что бы противоречило сказанному им несколько минут назад, подписал.

«Так вот где таилась погибель моя!» – прозвучала в мозгу Петра строчка из любимого стихотворения детства.

Ширчков тем временем медленно разворачивал сверток. В голове Петра зависла подобно грозовой туче одна-единственная мысль: «Если это то, о чем я думаю, то проводить дальнейшие оперативно-разыскные мероприятия будет весьма проблематично!»

Как опытный игрок, Невидимка припас главный козырь в своем рукаве и держал его там до самого конца. И сейчас на глазах изумленной публики совершался фокус: из пустой шляпы вылетал белый голубь.

Фокус удался! На газете появились один за другим упакованные в полиэтилен: окровавленный, весь в хрящевой ткани, коже и сухожилиях вырезанный позвонок Хмельницкой и нож Жоры Рябухина со следами крови на лезвии.

– Подойдите сюда, гражданин Фролов, – попросил майор. Когда Петр повиновался, спросил: – Как вы можете объяснить появление этих предметов в вашей сумке?

– Никак не могу, – прохрипел Петр, не узнавая собственный голос. – Я же говорю, мне это все подкинули.

– Может, и подкинули, – заключил майор, сняв очки и потирая глаза. – Только лично мне больше нравится другая версия. Мне сказали, что вы на корабле проводите собственное расследование. Как далеко вы в нем продвинулись, не знаю. И по какой причине вы решили оставить подобные улики у себя, мне тоже неведомо, это предмет особого изучения, пусть психиатры с этим разбираются.

– Я подчеркиваю, – стоял на своем Петр, чувствуя, как сердце колотит по ребрам изнутри, – никакого отношения к тому, что хранится в этом свертке, я не имею.