Геннадий Сорокин - Смерть со школьной скамьи

— Товарищ полковник, — звенел бодрый голос за спиной, — я ему барак с центральным отоплением найду! Сам в таком по молодости жил.

— Товарищи, — с поддевкой спросил Безруков, — а вы не желаете мне слово предоставить?

— Виноват, товарищ генерал-майор, — извинился Величко.

— Теперь о Матвееве, — продолжил Безруков. — Матвеев, учитывая твой безупречный послужной список, я предлагаю тебе написать рапорт на увольнение по собственному желанию. В противном случае — увольнение по компрометирующим основаниям, прокуратура, уголовное дело, суд. Что выбираешь?

— Увольнение по собственному желанию, — упавшим голосом ответил Матвеев.

— Значит, так! — Генерал протянул папку с материалами служебного расследования вбежавшему на сцену кадровику. — Мы изучили доводы, изложенные в жалобе гражданки Соколовой, о применении к ней морального и физического насилия со стороны сотрудников Заводского РОВД. Факты считать не нашедшими своего подтверждения, дальнейшее разбирательство по жалобе Соколовой — прекратить. Лаптев, Матвеев — вы свободны.

Я и Серега развернулись на месте, чуть ли не строевым шагом пошли на выход.

— Чеботарев! — Генерал поднял в зале полного лысого майора милиции. — Это в твою службу переходит Андреев? Смотри, он мать родную продаст и на нее донос напишет! Через месяц чтобы духу его в моем управлении не было!

В коридоре у актового зала я и Матвеев остановились перевести дух.

— Пошли рапорта писать! — не дал нам стоять на месте кадровик.

— Скажите, — спросил я, — сколько в этом Верх-Иланске жителей?

— Тысяч двенадцать в поселке и еще тысяч десять в районе, в деревнях.

Я засмеялся каким-то неестественным идиотским смехом.

— Ты чего, Андрюха? — встревоженно спросил Матвеев.

— Двенадцать тысяч населения, — на весь коридор воскликнул я, — коровы по главной улице ходят! Куда я там свою фирменную «Монтану» надевать буду? За девками в общественной бане подглядывать?

На выходе из областного УВД я и Матвеев пожали друг другу руки, матерными словами помянули Андреева и разошлись в разные стороны. Больше нас ничто не связывало.

В состоянии эмоционального подъема я, даже не заезжая в райотдел, вернулся в общежитие. В туалете, по случаю окончания трудовой недели, сбрасывались на выпивку парни.

— Сегодня я угощаю! — объявил я. — Кто за бутылкой сгоняет?

Мне не терпелось выпить, снять напряжение, забыться от всех этих Николаенко, Андреевых, Вьюгиных, Востриковых, Журбиных.

— Андрей Николаевич, а что за повод? Ключи от квартиры получил? — спросил Шамиль.

— Я на той неделе переезжаю жить в Верх-Иланск.

— У-у-у! — разочарованно протянули парни. — За что это тебя так?

— Дураки! — вмешался прислушивавшийся к нашему разговору грузчик Бобров. — Кто он такой здесь, в городе, в областном центре? Здесь он просто мент, каких на улице сто тысяч человек в час проходит, а в Верх-Иланске он будет босс боссов, всеми уважаемый солидный человек! Пройдет вечерком Андрей Николаевич по улице, и всякий встречный ему в пояс кланяться будет. В небольшом поселке любой мент — это власть и сила, а уж инспектор уголовного розыска — это как у нас директор завода, не меньше.

Сравнение с директором хлебокомбината подействовало на парней отрезвляюще. Они по-другому, с новым оттенком уважения, посмотрели на меня.

— Запомните мое слово, — Бобров затушил докуренную сигаретку в консервной банке, заменявшей общественную пепельницу, — встретите Андрея Николаевича через год и не узнаете! Он во-о-т такое пузо отрастит, ряху наест и со всякой шпаной вроде вас будет через губу разговаривать.

— Короче, кто-нибудь пойдет в магазин или нет? — подвел я черту под обсуждением моего переезда.

— Сейчас сгоняю в гастроном! — Шамиль взял у меня деньги, пересчитал. — Андрей Николаевич, может быть, сразу, чтобы потом не бегать, еще пару пузырей взять?

Весь вечер я пьянствовал: то в своей комнате, то у Шамиля, то у Боброва. Сколько денег пропил за этот вечер, не знаю, но догадываюсь, что прилично.

Глухой темной ночью я проснулся, посмотрел в окно — на крыше хлебозавода светил во двор прожектор.

«Я у себя в комнате, — догадался я. — Во сколько мы вчера разошлись?»

Самый конец гулянки я помнил смутно. Вроде бы кого-то я отправлял к таксистам за бутылкой, а меня отговаривали, предлагали деньги оставить на завтра, на опохмелку.

Я повернулся на бок и уткнулся лицом в женские волосы.

«Диспозиция становится интереснее, — подумал я. — Теперь надо посмотреть, кто это спит в моей кровати».