Геннадий Сорокин - Смерть со школьной скамьи

— Что ты несешь, Андрей? Ты, часом, не пьян? — Ее «удивление» было совершенно неправдоподобно. Она просто тянула время.

— Пистолет сейчас находится в квартире гражданки Ерохиной, вашей коллеги по работе в облсовпрофе. После изъятия на этом стволе эксперты-криминалисты найдут отпечатки пальцев ваших рук, и тогда, Дарья Георгиевна, вы сядете на скамью подсудимых, а ваш супруг будет заочно оправдан.

— Ничего они не найдут, — цинично усмехнулась Вьюгина.

В спальне, за дверью, произошло какое-то шевеление. Сообщнику Вьюгиной не терпелось вступить в дело.

— Что же, разговор не удался. — Я поднялся с дивана. — Нам остается подождать, найдут на пистолете отпечатки пальцев или нет.

— Сядь, подожди! — велела она. Я вернулся на место. — Что ты хочешь от меня? Денег, драгоценностей? Что тебе надо за молчание?

— Ничего. Я просто хочу узнать, страшно тебе было сидеть в квартире Ерохиной или нет? А если бы Ерохина вернулась с демонстрации раньше, то ты бы и ее застрелила? А если бы тебе навстречу, когда ты спускалась из квартиры Лебедевой с пистолетом в руке, попался ребенок, тогда как? Завела бы его к Ерохиной и задушила, чтобы не было свидетелей? Вот это мне интересно, Дарья Георгиевна, а обо всем остальном я уже догадался.

Дверь в спальню распахнулась. На пороге стоял мужчина с ружьем в руках. Вьюгина истошно закричала: «Не надо!», — но было поздно — мужчина вскинул ружье к плечу. Он явно собирался пристрелить или меня, или Вьюгину.

Времени на раздумья не было. Я, не вставая с места, выхватил из-за пояса пистолет и дважды выстрелил в незнакомца. Первая пуля попала мужчине в грудь, развернула его в дверном проеме вокруг своей оси. Вторая пуля вошла ему в голову в районе уха. После первой пули его рука непроизвольно дернулась, пальцы сжались, и он произвел неприцельный выстрел из ружья в сторону балкона. Заряд, предназначавшийся мне, улетел в другую сторону.

Вся перестрелка заняла меньше двух секунд. Три выстрела практически слились в один.

Я вскочил с дивана и бросился к незнакомцу. Никогда прежде я не встречал этого мужчину. На вид ему было лет сорок. Слегка лысоват. Большой выпуклый лоб. Резко очерченный подбородок. Приметная внешность. Я бы запомнил его, если бы видел хоть раз в жизни.

Сообщник Вьюгиной был мертв. Кровь из его головы темной лужей только-только стала расползаться по полу.

«Если бы я не развернул его первой пулей, он бы успел выстрелить в меня, — осматривая тело, подумал я. — У меня классическая ситуация самообороны. Если сейчас нагрянет милиция, то ничего страшного. Я — оборонялся, незнакомец — нападал. Что дальше?»

Я обернулся. Дарья Вьюгина сидела у батареи, зажимая левой рукой шею. Между пальцев ее неудержимым ручьем текла кровь. Столько яркой алой крови может быть только при разрыве артерии.

— Помоги мне, — прохрипела Вьюгина, — вызови «Скорую»!

Я вышел на середину зала, вскинул руку перед собой, прикинул, куда пришелся выстрел. Заряд дроби поразил балконную раму. Все внутренние оконные стекла треснули, но остались на месте. В Дарью Вьюгину попала одна-единственная случайно отклонившаяся с курса дробинка.

Спасти человека, у которого разорвана сонная артерия, невозможно. Через пару минут она умрет от острой потери крови.

Я протер пистолет носовым платком, протянул его Вьюгиной.

— Даша, возьмешь в руки пистолет, я вызову врача. Если нет, я разобью телефон и уйду отсюда. Даша, бери ствол!

Она покорно взяла пистолет, прикрыла глаза. Кровь из нее все еще бежала, но уже не так сильно. Сердце Вьюгиной продолжало работать, оно гнало живительную кровь к мозгу, но кровь не доходила до головы, и сознание Дарьи Георгиевны с каждой секундой угасало. Жить ей оставалось совсем недолго.

Я прошел в прихожую, обулся. В дамской сумочке у вешалки нашел ключи от квартиры. Прильнул к двери ухом. Прислушался. В подъезде была тишина. Закрыв за собой дверь на ключ, я вышел из подъезда и вдоль дома, под окнами, проскользнул на остановку.

Со стороны могло показаться, что, покидая квартиру Вьюгиной, я совершил ошибку. Казалось бы, если мои действия — это самооборона, то чего мне бояться? Мне, как человеку, не чувствующему за собой вины, надо было бы вызвать милицию и по приезде следственной группы рассказать им примерно такую историю: «Я сидел в гостях у Дарьи Георгиевны. Она откуда-то достала пистолет и дала мне подержать. Тут из спальни выскочил незнакомый мужик и выстрелил в нее из ружья. Я не заметил, сколько стволов в ружье у этого мужика, и, спасая свою жизнь, выстрелил в него в ответ». Такой рассказ — прямой путь в тюрьму. Меня бы наверняка обвинили, что я превысил необходимую самооборону: стал стрелять в незнакомца, не уяснив его намерения до конца, и вообще, что это я сам спровоцировал перестрелку. Системе всегда нужен виновный, иначе преступление никогда не будет считаться раскрытым до конца. Необходимая самооборона — по юридической природе своей — такая мутная вещь, что лучше с ней не связываться, а то сам останешься виноватым.