Мишель Бюсси - И все-таки она красавица

Несколько недель спустя я вернулся в Бамако. Мне удалось взять в Институте другие книги, и я поставил их на маленькую деревянную этажерку в изножье кровати Лейли. И твоя мать начала читать. Неожиданно. Много. Сегодня она часто говорит, что те два месяца, когда она каждый день прочитывала по нескольку книг, были счастливейшими в ее жизни. Все помогали нам – жители деревни, французские торговцы, учительница, туристы, направлявшиеся в страну догонов, привозили из столицы книги. Французы тогда могли свободно путешествовать по Мали, пока их президент не запретил этого из страха перед похищениями.

Все шло хорошо, Тидиан, твоя мама нашла лучший способ проводить время, пока была заперта в хижине-клетке. Она путешествовала по книгам! Даже я никогда бы не поверил, что тушканчик способен превратиться в библиотечную крысу. Потом я понял. Понял, что это любопытство заставляло мою дочь и бегать, и читать. Ею руководили жажда, голод и огонь, но ты еще мал и вряд ли поймешь.

Лейли дни напролет глотала книги, но каждое утро перечитывала историю об одиннадцатом подвиге Геракла. О золотых яблоках из сада Гесперид. Она влюбилась в колесницу Гелиоса, которую везли по небу с востока на запад, до края мира, знаменитые лошади: Актеон – рассветный луч, Астероп – зажигающий первые звезды, Эритрей – восход, Флегон – закат, Лампос – самый яркий, видимый в зените, Пирой – сердечный жар солнца… В сказках всегда есть доля правды, Тиди, так думала твоя мама.

Одна в хижине с крошечным окошком, Лейли пыталась разгадать секрет солнца, разглядеть всех лошадей Гелиоса. Актеона и Эритрея – каждое утро, Астеропа и Флегона – каждый вечер, Лампоса и Пироя – когда светило было в зените. Она каждый день записывала точное местоположение колесницы Гелиоса, следуя взглядом за солнечными лучами, потом делала маленькие пометки пальцами на стенах. Однажды утром – начался третий месяц ее вынужденного заточения – я нашел твою маму лежащей на матрасе. Она не читала и смотрела не в окошко, а на следы своих пальцев на стене.

Лейли сказала:

– Мои глаза устали, папа.

Я повез дочку в диспансер, закутав от солнца. Я совершил глупость. Беда случилась. Солнце подкралось, как дьявол, прикинувшись гриотом [37]  Гриот – у народов Западной Африки представитель отдельной социальной касты профессиональных певцов, музыкантов и сказочников, нередко бродячих. . Я не сумел защитить мою девочку. Хуже того – вместе с книгой я впустил в ее комнату демона.

В диспансере врач отвел меня в сторону и долго объяснял, что твоя мама слишком много смотрела на солнце.

Я не понимал. Все дети земли, все мужчины и женщины смотрят на небо, и солнце не обжигает им глаза. Врач открыл медицинский словарь и показал мне рисунок гла́за, чтобы я понял, что у него внутри и как это работает.

Оптические клетки особенно чувствительны к воздействию солнца, потому что хрусталик работает как увеличительное стекло, а сетчатка не чувствует боли, не ощущает ожога. Также и с солнечным ударом: жар чувствуется не сразу, но клетки уже разрушены.

Я все еще не понимал: если солнце так опасно, почему его жертвами становятся не все, кто выходит на улицу средь бела дня, кто не носит темных очков? А в Африке их не носит почти никто.

– Что вы делаете, мсье Мааль, если вдруг случайно взглянете на солнце?

Я не ответил доктору, просто не знал, что сказать, Тиди. Я беспокоился за твою маму, но еще не чувствовал отчаяния.

– Вы рефлекторно закрываете глаза, мсье Мааль, потому что оно слепит вас. Веки защищают глаза, как автоматические ставни. Но…

Я испугался того, что он собирался сказать.

– Но ваша дочь не хотела опускать веки. Не знаю, почему девочка проявляла такое упорство и часто, очень часто боролась с ослепляющим светом. Долго.

– И что теперь, доктор? Сколько это будет продолжаться? Когда она снова сможет читать?

Я с тоской и страхом считал оставшиеся тридцать дней, в которые Лейли не должна была ни читать, ни писать. Врач посмотрел на меня, как на последнего идиота из тех, по чьей вине – невольной! – случаются катастрофы, а они ничего не понимают, пока им не растолкуют.

– Вы меня не слушали, мсье Мааль? Ваша дочь не чувствовала боли, но клетки уже разрушены. Процесс запущен. И остановить его невозможно.

– Что именно невозможно остановить?

– Слепоту.

Ему стало жаль меня, но все же он уточнил:

– Ваша дочь потеряет зрение, мсье Мааль, это неизбежно.

16:17