Владимир Ключников - Преступление с того света

— Действительно, хрен с ним с этим Аристархом Владленовичем!.. — Поддакнул Верёвкин. — Пойдёмте лучше водку пить!

— Ты иди Семён иди, а мы догоним… Нам с Вольдемаром надо ещё кое-что обсудить.

Затушив об фонарный столб сигарету, Верёвкин отправился к праздничному столу.

— Может мы тоже пойдём? — Спросил Вольдемар.

Весь этот разговор стал утомлять, часы показывали глубоко за полночь, Бархоткину хотелось просто пойти и лечь спать.

— Я всё думаю, о том нашем разговоре… — Не унимался поддатый Роберт.

— О каком? — Зевая спросил Вольдемар оглядываясь в сторону столов с закусками.

— Как?! О Раскольникове и Даниле Багрове! Почему один старушку замочил и страдает, а другой вон сколько укокошил, и ему хоть бы хны! А ведь оба за правду боролись!..

— Ох… Ты всё о том же! Вечные вопросы…

— Да я разобраться хочу.

— Роберт, ты в своём репертуаре. Идёшь по пути, которого нет.

— Как нет?

— Вот так нет. И не было никогда!

— Что ты имеешь в виду?

— Не бывает идеальной чистоты.

— Как и идеальных людей…

— Если серьёзно, насколько я помню, Достоевский писал, что всякий сам за всё виноват. В смысле, каждый из нас лично виноват во всём, что с ним было и будет в будущем. Мы сами убийцы своего счастья на самом деле.

— Да я не про это… Я про другое понял! Здесь вся суть во всепрощении. Все-про-ще-ние!.. Ты понимаешь?!

— Притча из Евангелие?

— Да-да! Я об этом и говорю!

— Это всё хорошо, только человек может верить в Бога, а может и нет. А стало быть вправе сам решать, кого следует казнить, а кого миловать.

— Не хочу в это верить! — Закричал на друга Элдфорт. — Хочу верить в последние слова Христовы, что он изрёк, умирая на кресте: «Отче! Прости им…».

Возле столов вдалеке, среди оставшихся гостей началось оживление. Стряслось нечто ужасное! Люди засуетились и быстро забегали в панике, словно бы прыщавый подросток разворошил корявой палкой лесной муравейник. Они пыкались из стороны в сторону, из конца в конец, не зная куда им деться, от той новости, которую они услышали. Некоторые садились в свои машины, желая покинуть территорию байк-клуба, но главные большие ворота были закрыты. Атмосфера накалилась до предела. Вольдемар и Роберт, никак не могли понять, что произошло. Но тем не менее, по-прежнему оставались в курилке и с интересом наблюдали за происходящим вокруг. Издалека долетали отголоски кричащих фраз: «Скорую, скорую вызывайте! А полицию вызвали? Может живой ещё? Аптечку из машины захвати!..». Затем нарисовался бегущий силуэт Верёвкина, он бежал в сторону курилки. Встретив на своём пути Анну Бархоткину, следуя посторонним жестикуляциям, он ускорил темп. И вскоре, обливаясь потом, находился перед дымящей урной с незатушенным бычком. Согнувшись и держась ладонями за колени, запыхавшейся Верёвкин прерывисто сообщил:

— Там Блюрова застрелили! Из револьвера… Девка его бывшая, Карина кажется.

— Мы в ответе за тех, кого мы приручили. — Подытожил Вольдемар и пошёл к званным гостям на брачный пир.

Взявшись хлопотать об издании «повестей» В. Т. Бархоткина, предлагаемых ныне публике, я пожелал к ним присовокупить эпическое жизнеописание Бархоткина и тем отчасти удовлетворить справедливому любопытству ценителей отечественной словесности. Я последовал совету своего издателя и написал книгу «Преступление с того света», где достаточно подробно описал приключения моего друга… Кроме повестушек, Вольдемар Таранович оставил множество рукописей, которые частично находятся у меня на даче, частично употреблены его мамой на разные бытовые нужды. Таким образом прошлою зимою все окна её маленькой квартирки были заклеены первою частью его трилогии, которую он так и не закончил. Вышеупомянутые «повести» были, кажется, первым литературным опытом Бархоткина. Они, как сказывал Вольдемар Таранович, по большей части своей выдуманы. Однако имена в них почти все подлинны, а названия деревень и улиц заимствованы из энциклопедического справочника, отчего и моя деревенька Клементьево оказалась упомянута в одноимённом сочинении. Думаю, что сие обстоятельство произошло не от злого какого-либо намерения, а скорее от недостатка Вольдемаровского воображения… В принципе это всё, что я могу припомнить касательно образа жизни, занятий и нравов приятеля моего. Но несмотря ни на что, я считаю своим долгом уважить старого друга, поэтому выражаю ему глубочайшую благодарность за созданные им произведения и надеюсь, что публика оценит искренность и добродушие его «повестей».