Елена Арсеньева - Перстень Андрея Первозванного

– Я сейчас, – озабоченно сказал Герман. – Забыл тут кое-что в плаще.

Отвернулся от стола – и замер от вопроса:

– Не это?

Медленно оглянулся через плечо, заранее зная, что увидит. Хватило все же ума не бросаться заячьим прыжком к плащу, не ощупывать карманы с лихорадочной надеждой, не позориться перед врагом!

В руках Никиты его «макаров». Его, точно. Но каким образом, интересно знать?.. Да все тем же, наверное, привычным Вольту: ловкость рук и никакого мошенства!

– Сиди, гаденыш.

Легкое движение ствола подтвердило бесспорность приглашения. Герман повиновался.

– Тебя Миха поначалу гаденышем звал. О-очень мне понравилось! От него и я набрался.

Герман не без усилия отвел взгляд от черной одноглазой смерти. Сразу стало легче. Даже смог проронить:

– К чему все это? Что, поболтать решил?

– Ага! – свободно тряхнул головой Кавалеров. – Намолчался, знаешь ли! Ты и представить не можешь, как долго я ждал такой минуты: ты сидишь, я – напротив, держу тебя на мушке и все рассказываю, все…

Итак, желание палача исповедоваться перед жертвой – отнюдь не литературная натяжка, как выяснилось! А еще выяснилось, что Кавалеров – мазохист из мазохистов: ведь возможностей взять Германа на мушку и так далее у него было как минимум пятьсот – за полтора-то года! Нет, ему нравилась эта игра, он с удовольствием тянул бы ее и дальше, нанося Налетовым новые и новые кровавые раны. А сегодня внезапно понял, что Герман больше не принимает правил этой игры. Но что касается, кровавых ран, он все-таки сможет их нанести – если сейчас пристрелит Германа.

Но ведь не пристрелил же пока! И чутье подсказывает: еще какое-то время удастся пожить. Главное – не пропустить этого движения пальца на курке… медленного, скользящего, последнего !

Это что же – значит, сидеть, не отрывая глаз от рук Кавалерова? Считая оставшиеся секунды жизни? И этот отсчет будет отражаться в нервном тике на его лице, и убийца будет это видеть и наслаждаться?

Нет. Нет.

Герман вскинул глаза:

– Миху все-таки ты убил? И Хингана? Из-за перстня, что ли?

– Совершенно так. Реликвия семейная. Родительское наследство. Но вряд ли ты способен оценить мои чувства.

Герман прищурился. Человек, сидевший напротив, снова изменился! Никогда прежде не слышал Герман у незамысловатого Семеныча этих сдержанных интонаций и такого подбора слов, не видел ровного разворота плеч, выражения лица. Нет, даже не превосходство… равенство! Вот слово. Теперь они были равны – но не как два убийцы, два мстителя. Равны происхождением, несбывшимися надеждами, прошлым и будущим. Никита Кавалеров перестал быть просто Семенычем.

– Кстати, – добавил Кавалеров тоном дуэлянта, похваляющегося очередной победой, – Кирилл – тоже мой.

– Ки-рилл? – Герман запнулся. – Брось! Он же сам, после того как эту машину…

– За рулем сидел я. Было нетрудно убедить Кирилла позабавиться, гоняясь за этими двумя шлюхами. Шлюхи, как бы не так! Эти бабы шпионили за ним. Я их раньше видел, вот в чем дело. А одна из них видела меня. Тогда из рук ушла – не повезло. Тетка ее подохла, а она сбежала. И вдруг вижу ее у Кирилла. Меня она вроде бы не узнала, но рисковать не стоило. Жаль, до сих пор не знаю, которая погибла. Одна-то мерзавка выжила. Ну, ничего, доберусь до нее когда-нибудь…

Герман тупо смотрел на курок, не заботясь, что подумает сейчас Кавалеров, сочтет трусом или нет. Рассказ Альбины вспыхнул в памяти. Тетка погибла… И Кавалеров говорит о том же. Значит, в той машине была Альбина?! Странная, страшная, почти мистическая связь их жизней поразила Германа. Как диковинно водит их судьба – совсем рядом, но как бы параллельными тропками. И вот наконец-то они пересеклись…

Вскинул голову.

– А без Кирилла в этом деле нельзя было обойтись? Ты же и так его фактически прикончил. Зачем добивать?

Кавалеров поскреб пистолетом по столу, разводя руками.

– Да как-то ничего в голову больше не пришло, – сказал почти извиняющимся тоном. – Надо было непременно от тех баб избавиться. Хотя Кирилл, ты, конечно, не поверишь, мне даже нравился. Он был совершенно безвреден. Только ты мог высмотреть в нем врага, а ведь это было полное ничтожество!

– Да, теперь видно, что он тебе и впрямь нравился, – кивнул Герман. – Тебе и Лада небось нравилась, и…

Он не успел назвать имени – Кавалеров вскинул руку в запретном жесте.

– Нет. Это другое. Они – Налетовы. Их я мог только… – И вдруг прервал себя улыбкой, полной предвкушения огромного удовольствия: – О, да ведь ты еще ничего не знаешь! Почему все это произошло – не знаешь! Ты еще не представляешь, кто держит тебя на мушке!