Павел Астахов - Сеть

– Все, что случилось, – хорошо.

Вика вытаращила глаза:

– То есть?! Как это «хорошо»?!

– А то. Этот ваш гнойник сейчас вскрылся. Если бы твой отец не наткнулся бы на свою жену, то есть твою маму, с любовником, они продолжали бы встречаться. И твоя мать продолжала бы врать отцу. Неизвестно, чем бы все это закончилось. Ладно, это все лирика… А ты куда? Тоже домой?

– Угу. Правда, моим родителям сейчас не до меня.

– Как и моим не до меня, – тихо промолвил парень.

Несколько минут они молчали, погруженные в собственные мысли, потом Роман спросил:

– Ты никогда не задумывалась, почему киты выбрасываются на берег?

Вика была сбита с толку. Какие киты? При чем тут киты?!

Между тем лицо юноши приняло мечтательное выражение.

– Представляешь, такая громадина… столько сил, столько мощи, энергии… и в какой-то момент эта многотонная махина плывет прямиком к суше. Он не болен, не ранен. Он не псих. Кит делает это сознательно. Дельфины, кстати, тоже так поступают, но реже, чем киты. А, например, акулы вообще не выбрасываются. Так вот. Кита выносят на берег волны. Через какое-то время об этом становится известно. Его обступают зеваки. Тычут пальцем, фоткаются рядом с его телом. Улыбаются. Ну, может, на место приедут гринписовцы или еще какие-нибудь защитники природы. Они вместе с другими сочувствующими пробуют оттащить кита обратно. Это непросто – на суше тело этого млекопитающего весит куда больше, чем в воде. Собственный вес кита также губительно на него действует… И вообще, это уже бессмысленно. Если кит выбросился, жить прежней жизнью в воде он уже не будет. Понимаешь, Вика? Он так решил для себя.

– Надо же. Никогда бы не подумала… – призналась девушка, но Роман даже не посмотрел на нее.

– Кит не хочет обратно в свою стихию. И он лежит на песке и медленно умирает. Тихо и безмолвно. Гигантское, величественное, печальное создание. Самое огромное на планете. Люди не понимают, что он чувствует в эти минуты. Как не понимают, как он страдает и вообще зачем он это сделал. Ни один ученый до сих пор не смог пояснить, с какой целью киты это делают. А если бы кит и мог сказать об этом, он бы никогда не сделал этого. Вот так. Потому что кит выше людей. Он мудрее.

– Да, конечно… китов очень жаль. Но… к чему ты все это? – с недоумением спросила Вика.

Роман снова отвернулся к окну.

– Я смотрю на эти дома с магазинами, на эти машины, людей, которые мельтешат перед глазами, – чуть слышно произнес он. – А вместо всего этого… вижу воду. Вместо домов – подводные скалы. Вместо магазинов с их надоедливыми вывесками – светящиеся кораллы. Вместо машин и людей я вижу рыб. Теперь понимаешь?

– Не очень, – призналась Вика, с тревогой следя за приятелем.

– Мне кажется, до меня начинает доходить, что чувствует кит, когда он принял решение плыть к берегу. Плыть, не сворачивая с курса. Плыть к суше, невзирая ни на что. А иногда мне даже чудится, что этот кит – я.

Пока Вика, ошарашенная словами юноши, переваривала сказанное, парень, спохватившись, пихнул ее в бок:

– Вылезай. Нам выходить.

Пока Роман разувался в прихожей, в коридор выглянула Ольга Борисовна.

– Ой, Ромочка! А я уж тебя заждалась, – напряженно улыбнувшись, сказала она. Шагнула вперед, чтобы поцеловать сына, но тот окинул ее хмурым взором, и женщина замерла, словно наткнувшись на невидимую стенку.

– Эти ваши гости… ушли? – неприветливым тоном спросил он, и мама торопливо закивала.

– Рома, может, покушаешь? Там еще рыбка осталась, семга. С картошечкой. От ужина осталось…

– Сами жрите свою картошечку, – пробормотал под нос Роман, направляясь к себе в комнату.

Мама выдавила жалкую улыбку:

– Что-что?

– Ничего.

Юноша уже потянулся к дверной ручке, как Ольга Борисовна вдруг сказала:

– Сынок, ты извини… у тебя там дети лазили, небольшой беспорядок устроили. Прости, я еще не успела убрать.

Роман почувствовал, как к вискам горячей волной прилила кровь.

– Дети лазили? – хрипло переспросил он. – А ты что, пустила их в мою комнату?!

– Это Вадим Сергеевич разрешил. Ты же знаешь, с ним тяжело спорить. Ну и вообще, где же им играть еще? – оправдывась, произнесла мама. – У нас в спальне?

Она сказала что-то еще, но Роман уже стремительно открыл дверь, войдя внутрь. И тут же остановился как вкопанный.

По комнате словно пронеслось цунами. На полу в кучу свалены вещи из шкафа, словно их готовили к массовой стирке, но в последний момент передумали, а сложить обратно не успели. Стул, на котором он сидел за компьютером, опрокинут. Монитор и клавиатура заляпаны чем-то липко-оранжевым, и Роман не сразу понял, что это фруктовый сок. На диване лежали две вазочки с остатками растаявшего мороженого. Полуоторванная занавеска, также перепачканная пятнами сладкого лакомства, болталась, словно половая тряпка на швабре. На обоях пестрели неуклюжие рисунки детских рожиц, грузовиков, домиков и еще какой-то ерунды. Рядом же бесцеремонно валялись улики – цветные маркеры, причем многие из них были без колпачков.