Людмила Феррис - Синдром выгорания любви

Контакт с Глафирой никак не устанавливался, а ведь она последняя видела той ночью Прасковью Щукину и целый год жила с ней в одной комнате. Юшкова нехотя поддерживала разговор на другие темы, но когда речь заходила о Щукиной, замолкала. Это Юльке категорически не нравилось, поэтому, если появилась хоть какая-то зацепка, надо ее использовать. Кристина разводила лекарство в процедурной.

— У Глафиры Сергеевны зубы болят, до четверга ждать долго.

— До какого четверга?!

— Ну, когда стоматолог сюда на осмотр приходит.

— Слушай ты эту бабку, у нее зубов давно нет, что у нее там болеть может?!

— Как нет? Она сегодня от завтрака отказалась, говорит, зубы болят.

— Последний зуб ей удаляли в мое дежурство месяца три назад. Нечему там болеть. Да и забыла она, что нет у нее зубов и что врач к ней приходил. Памяти-то у бабок совсем нет. И что ты ее возвеличиваешь, Глаша она, а не Глафира Сергеевна. Мы тут всех по именам зовем, замучаешься по отчествам. Она еле шевелится, ты из-под нее дерьмо выгребаешь каждый день, а туда же — Сергеевна. Она сама, поди, уже свое отчество не вспомнит.

— Ну, ей лет-то много, неудобно.

— Неудобно памперсы через голову надевать. А не поела — и хорошо, памперс дольше послужит, менять лишний раз не придется. Кстати, она ведь совсем недавно ходячая была, да шустро так по коридору двигалась, а вот, поди ты, улеглась. Это после пожара с ней такое приключилось.

— А до пожара она была ходячей?

— Бегающей!

— Ты ничего не путаешь?

— Я тут пять лет на посту, мимо меня муха не пролетит, не то что бабка не прошмыгнет. Это Нинка-коза дежурила в ту ночь, когда пожар был, недоглядела за стариками, спала, как всегда, в подсобке. Ну ты уж меня не сдавай, про это никто не знает, это Нинка мне от страха рассказала, а потом попросила молчать. А то выгонит ее Антонина, как пить дать выгонит, а куда ей одной с маленьким ребенком деваться?

— Я — могила, не переживай.

— Да мне что, это пусть Нинка переживает. Я в ночь редко дежурю, только разве что на подмене. Старики ведь и ночью покоя не дают, то по десять раз в туалет ходят, то пьют, то с разговорами пристают. Я кофе всегда крепкий с собой беру, и проблем нет — сна ни в одном глазу.

— Странно, что пожар случился, непонятно.

— Да все тут понятно, мы каждый день как на передовой, бабки знаешь тут что отмачивают, только держись! Вот та, что в огне задохнулась, Паша, очень высокомерная была, как будто одолжение делала всем нам, что жила здесь. Антонину Тонькой называла, я даже подумала: может, они были знакомы, но старуха сказала, что нет. Резкая бабка была, скажет, как отрежет. В третьей палате дед лежит, когда-то был большим начальником, но неудачно нырнул в воду, когда купался. Перелом шейного позвонка. Говорит, первый месяц жена и друзья ходили в больницу, поддерживали, а потом как исчезли все. Вот у нас тут год живет, не может шевелиться.

— А как эта Паша в ночь пожара в дальнем коридоре оказалась? Ведь если бы она в палате лежала, то ничего бы не случилось. Глафира Сергеевна вон жива.

— Да черт их знает, этих бабок! Я не разрешаю по ночам шариться, всех лежать заставляю. Не гуляют они у меня по коридорам, туалеты у многих в палате. А Нинка — добрая душа, вот на ней и ездят все почем зря.

— Кристя, я все-таки Глафире Сергеевне скажу, что врача ждать не надо, а то я ей обещала.

— Ну, будто помнит она про твое обещание! Я вот десять минут назад в четвертой палате укол бабке делала, захожу в эту же палату уже к другой со шприцем, а моя «уколотая» так мне капризно и говорит: а мне когда укол будете ставить? Я говорю, только тебя уколола, а она мне — нет, не было укола, ставьте немедленно, а то жаловаться буду. А жаловаться надо на себя, на свою башку бестолковую.

Глафира Сергеевна смотрела в потолок, в ее взгляде было равнодушие.

— Глафира Сергеевна, мне сказали, что нет смысла к вам стоматолога вызывать, нет у вас зубов, все выдернули. Подумайте, у вас точно зубы болят или нет?

— Раз нет зубов, значит, и болеть нечему, — покорно согласилась женщина.

— Мне настроение ваше не нравится, честное слово!

— Какое тут настроение, когда лежишь и смерти ждешь.

— Мне Кристина сказала, что еще недавно вы по коридору бегали.

— Врет твоя Кристина.

— Да зачем же ей врать? Вы просто забыли, наверное, об этом?

— Ты что думаешь, я дура? — Старая женщина хитро прищурилась. — Я тут умнее многих. Не бегала я никогда, лежачая я. Еду ты мне сюда сегодня приносила? Про зубного ты мне говорила, обещала на четверг меня записать?