Людмила Мартова - Когда исчезнет эхо

Следом за ним в голове наступил сумбур, и полный раскардаш, и переполох, потому что губы Олега стали более настойчивыми, ищущими, требовательными. Его руки были повсюду, и Юлька охотно отвечала на его призывные движения, повторяла их, летела навстречу пламени, в котором обычно сгорают, но она знала, что не сгорит и даже не обожжет крыльев. Олег, ее Олег, не мог причинить ей вреда или боли.

Он подмял ее под себя, грубо, нетерпеливо, видимо, оттого, что тоже очень соскучился, а может быть, вообще решил, что потерял свою глупую жену навсегда. Как будто это было возможно — оказаться друг без друга! Деликатная Жужа соскочила с матраса, отошла в сторону, свернулась клубочком у самого порога распахнутых в звездное небо ворот, как галактический страж.

Впрочем, мужчине и женщине сейчас было не до Жужи и не до какой-то там Галактики. Они были в своей собственной Вселенной, одной на двоих, и в ней закручивался звездный вихрь, создающий мощную воронку, втягивающую в себя без остатка, оставляя вовне эмоции, мысли, факты и обстоятельства. Только физические чувства можно было сейчас взять с собой, и только они имели значение в этой параллельной вселенной: прикосновение пальцев к разгоряченной коже, чуть влажные следы от губ, дорожка поцелуев, идущая от ямки между ключицами вниз, к пупку и дальше, к центру мироздания. Легкий шелест женских волос, скользящих по обнаженной мужской спине, крепкий обхват коленей, словно задающих шенкелей норовистому коню, мягкость пяток, нежных, словно детских, которые так славно помещаются в мужской ладони, изгиб ушного завитка, в который хочется шептать самые ласковые в мире слова…

Олег шептал эти слова, а Юлька стонала, рычала и плакала оттого, что были они такими уместными, такими нужными сейчас. И она тоже что-то горячечно бормотала в ответ, в перерывах между всхлипами. Голос Олега становился все более отрывистым, словно он с трудом сдерживал себя, а потом сдерживать перестал, и победный крик прозвучал под сводом старого хозяйственного двора, никем не сдерживаемый, вылетел в открытые ворота на улицу и то ли полетел по деревне, бесстыдный и смелый, потому что настоящее счастье не знает стыда, то ли устремился прямо к звездам, подальше от людских ушей и их обыденных мирских забот.

Юлька попыталась поймать этот крик губами, но не успела, потому что издала протяжный, тоже громкий, полный внутреннего освобождения стон, который словно окончательно сорвал сдерживающие ее оковы тревог и волнений. Ничто не имело сейчас значения, кроме лежащего рядом мужчины. Откатившись в сторону и тяжело дыша, он тем не менее ни на секунду не выпускал из ладони ее руки.

— Ты моя, — сказал он. — Навсегда-навсегда. И никогда не смей даже думать иначе.

— Не буду, — согласилась она. — Я люблю тебя, Олег. Всегда любила и всегда буду. Даже если ты действительно меня бросишь.

— Я никогда тебя не брошу. — Он сгреб Юльку в охапку и прижал к себе так сильно, что она пискнула. — Даже не надейся.

Вероника с Джеммой пришли к дому Асмоловых, когда часы показывали начало десятого утра. Солнце уже встало над деревней, обещая все такой же теплый день. Что ни говори, а июль в этом году удался, а по прогнозу, и август будет не хуже. Где-то вдалеке мычала корова, наверное, Анна Петровна зашла в хлев к своей кормилице, и та приветствовала хозяйку.

Калитка была закрыта на щеколду, Вероника и покричала, и постучала, да все без толку, лишь залаяла по ту сторону Жужа, словно прогоняя чужаков. Впрочем, женщин это не смутило. Улыбаясь, Джемма просунула руку в щель забора, поддела щеколду и отворила калитку, как будто проделывала это уже тысячу раз, если не больше.

— Ну да, я всегда так домой попадала, — улыбнулась она в ответ на невысказанный вопрос дочери.

Шли они и в гости, и не в гости, еще с вечера договорившись с Юлей, что та пустит Джемму в дом, где когда-то провела детство и юность оставшаяся без родителей девочка Женя. Побродить по комнатам, вспомнить бабушку и деда, подняться на чердак, так много лет хранивший ее дневник, а вместе с ним и все скрытые в нем тайны. Немногое изменилось в старом доме после ее отъезда, точнее, если называть вещи своими именами, бегства. И пусть говорят, что невозможно вернуться в прошлое, но Джемма все-таки хотела попробовать. Тихую грусть испытывала она — и больше ничего.

Дверь в дом была заперта изнутри, и на стук никто не открывал. Вероника внезапно встревожилась оттого, что им никто не отвечает, обежала дом, задрала голову к настежь открытым воротам сарая, к которым снаружи была приставлена старая деревянная лестница, хлипкая и ненадежная на вид.