Но заслуживают ли катары того жестокого преследования, которому их подвергла католическая Церковь и население севера?
Хайме так не думал. Верно то, что катарские Добрые Люди критикуют многие из католических заповедей. Верно то, что обвиняют романскую Церковь в чрезмерной тяге к землям и имуществу. Но разве это не правда? Почему надо преследовать их и уничтожать? Из-за того, что они думают по-другому? Бог дал разум человеку, чтобы думать, и дал свободу, чтобы делать это. Может, слишком много свободы. Или это дьявол сотворил разум?
Но откуда дьявол? По учению катаров, дьявол был вместе со злым Богом, Богом ненависти и разрушения. Богом Ветхого Завета, исповедующим принцип «око за око».
Они считали, что находятся на стороне милосердного Бога, Бога чистого духа и души, не подверженных тлению. Бог Евангелия от Иоанна. Бог Любви.
Как в палиндроме папский «Roma» (Рим) противопоставлялся «Amor» (любви), катары были убеждены, что папа Иннокентий III поклоняется злому Богу.
На чьей стороне истинный Бог?
Фатима грациозно налила Хайме чашку чая, ее сочные губы были приоткрыты, а иссиня-черные волосы источали аромат жасмина. Со дня битвы в Навас-де-Толоса, когда Фатиму и ее подруг взяли в плен, он проводил все ночи с ней.
Без сомнения, женщины, воспитанные в гареме, намного превосходили христианок в любовных умениях. Они умели дать и нежность, и настоящую страсть. Он привязался к Фатиме.
Поставив перед ним чашку, девушка присела рядом, легко целуя его в шею. Хайме обнял ее за талию. Хайме возбуждало тепло женщины, прижавшейся к нему.
Но наслаждаться моментом было невозможно. Мысли, эти ужасные сомнения в своих поступках продолжали мучить его.
— Уго де Матаплана хочет видеть вас, господин! — крикнул снаружи капитан ночной стражи. — С ним Хуггонет.
— Дайте им войти! — приказал Хайме, не двигаясь с подушек и продолжая обнимать талию танцовщицы.
Вошли двое мужчин. Размеры Уго впечатляли рядом с Хуггонетом, похожим на мальчика. Уго кивнул, Хуггонет, шею которого обхватывала пропитанная кровью повязка, сделал глубокий поклон.
— Я думал, вам перерезали горло, Хуггонет, — иронично заметил Хайме.
— Милосердный Бог и ваше вмешательство меня защитили. Спасибо, мой сеньор, — сказал певец слабым голосом и снова поклонился.
— Ты хотел видеть меня, только чтобы поблагодарить? — поинтересовался Хайме, стараясь скрыть свое нетерпение.
— Нет, мой господин. Я бы не осмелился нарушить ваш покой, если бы не имел для вас послания от персоны, которая очень уважает вас и нежно любит.
— О ком ты говоришь? — Сердце Хайме застучало быстрее.
— Это дама Корва, мой господин.
— Дай мне ее письмо.
— Это не письмо, мой господин. Дама Корва не хотела, чтобы оно могло попасть в руки посторонних. Она сказала мне то, что я должен передать вам и забыть.
— Говори, Хуггонет!
— С вашего разрешения, я уйду, мой господин, — попросил Уго.
— Разрешаю, — кивнул Хайме. — Говори.
Уго большими шагами вышел из палатки.
— Надеюсь, моя рана позволит мне закончить…
— Черт возьми, говори же! — закричал на него Хайме, теряя терпение. Хуггонет заиграл на своей лютне. Фатима, услышав нежные звуки музыки, сильнее обняла Хайме.
Я вижу: вот летит белая голубка, и жду от вас весточки,
Но вы далеко — вести не приходят.
Я слышу ваш голос, когда ветер колышет ивы,
Но вы далеко — и это только мое желание.
Я чувствую запах моей горящей плоти, когда пахнет дымом,
Но вы далеко — и это только моя судьба,
Я чувствую боль оттого, что вас нет, когда плачет моя лютня,
Но вы далеко — и моя комната холодна.
Я слышу стук копыт вашего коня, когда подковы цокают по булыжнику,
Но вы далеко — и это конь другого.
Прошу доброго Бога помочь вам в ваших битвах,
Но вы далеко — и я не успею узнать вашей судьбы.
Я слышу плач и ужас окситанских детей.
Но вы далеко — и они теряют родителей и жизни.
Мне страшно, когда воины выходят на бой с французами.
Но вы далеко — и я не знаю, кто из них победит.
Я слышу лютни певцов и их пение на нашем языке.
Но вы далеко — и оиль победит язык ок.
Мой господин, придите в Тулузу и отомстите за оскорбления.
Мой господин, придите в Окситанию и восстановите ваши права.
Заставьте мое сердце прыгать и петь от радости.
Заставьте петь матерей, и пусть дети играют в мире.
Заставьте замолчать тех, кто называет вас трусом.
Сделайте мое тело домом для вашего тела.
Сделайте из страны Ок родину трубадуров.
Придите в Тулузу, мой господин.
И заявите ваше право на Окситанию.
И заявите ваше и единственно ваше право на меня.
Читать дальше