Елена Арсеньева - Тайна Зинаиды Серебряковой

Антон обернулся к одному из своих коммандос, топтавшемуся рядом с Людочком, и товарищ огорченно покачал головой.

— Вот видите! — торжествующе вскричал Бо́рдо. — Она все это вынесла и припрятала где-то в тамбуре, или в другом вагоне… не знаю! Всё там, всё, и деньги, и «Виза», и «Эппл», «Ролекс», мой «Ролекс»!

— Их ты! — вдруг воскликнул Крохаль. — Вот это да! А говорят, бомба два раза в одну воронку не бьет.

На него никто не обратил внимания, потому что в этот миг Леший страшно рассвирепел и с вытаращенными глазами попер на Бо́рдо, бормоча:

— Возьми свои слова обратно, ты, толстый, понял?!

— Спокойно, — быстро сказал Струмилин, становясь между ними и сам себе удивляясь. — Спокойно. Давайте разберемся. Тут все замешано на случайности. А вдруг бы мы не захотели пить чай? Что тогда? Тогда весь ее план рухнул бы. Как-то все это очень ненадежно!

— Вы не Шерлок, нет, не Шерлок! — пренебрежительно вскричал Бо́рдо. — Не стали бы пить чай, она придумала бы что-то другое. Еще надо проверить, что у нее там за духи. Может, не духи вовсе, а усыпляющий газ! — Он вдруг побледнел. — Я знаю!.. Знаю! Она нам подсыпала в чай клофелин! Именно поэтому мы и вырубились начисто.

— Если бы клофелин был подсыпан, на поверхности чая образовался бы белый налет, — сердито пробормотал Струмилин. Сердился он не на Бо́рдо, а на себя. — Это все ерунда, что в кино показывают, будто таблетку бросают или сыплют порошочек. Надо налить особых глазных капель, тогда никто ничего не заметит. Эти капли и есть клофелин.

— А вы откуда знаете? — хором спросили Антон и Бо́рдо, и лица их сделались вдруг весьма схожи.

— По долгу службы, — хмуро сказал Струмилин. — Я на «Скорой» работаю, приходилось сталкиваться, знаете ли.

— Ну, подлила, какая разница! — отмахнулся Бо́рдо. — Надо сделать анализ остатков чаю, и там обязательно обнаружится…

— Ты их стаканы еще не мыла? — с особым, хищным выражением лица обернулся Антон к Людо́чку, но та оскорбленно поджала губы:

— Уж давным-давно помыла! Терпеть не могу грязной посуды.

— О-у! — взвыл Бо́рдо. — Какой бардак!

— Да успокойтесь, — с досадой вмешался Струмилин. — То, что человека травили именно клофелином, определяют по последующим симптомам. Это падение давления, редкий пульс, общая слабость. А вы, видимо, гипертоник, поэтому просто спали мертвым сном, и давление у вас нормализовалось. Остальным пришлось тяжелее… Похоже, похоже на клофелин… Хотя нет!

— Почему нет? — спросил Бо́рдо с ноткой обиды.

— Потому что у всех должны быть симптомы одинаковые. А вот у этой женщины, — он поискал взглядом Чуваеву и закончил растерянно, глядя в ее значительно удалившуюся спину, — у нее почему-то не брадикардия, а тахикардия выраженная была, то есть не редкий пульс, а, наоборот, частый. Как будто ей отдельно налили не клофелин, а, к примеру, аминазин. Но зачем? Ведь от аминазина так вырубиться невозможно, она бы почувствовала, что с нее снимают кольцо…

— Погодите, Чуваева! — вскричал Антон, заметивший наконец исчезновение пострадавшей. — Вы куда уходите? А свидетельские показания?!

— Вспомнил! — Крохаль вдруг ударил себя по лбу. — Вспомнил, где я ее видел! Месяц назад — я тогда еще на питерском рейсе работал — было точно такое ограбление! И, представляете, мужики, ее, эту Чуваеву, там тоже грабанули. Я сейчас фамилию услышал — и вспомнил. Вот не везет бабе, это же ужас! Я ж говорю: бомба второй раз в одну воронку падает. Какого-то парнишку там повязали, всех ограбили, а его почему-то нет, и вдобавок у него в барсетке колечко нашли этой Чуваевой, печатку с буквами ВКЧ, вэ-ка-че.

Антон, часто моргая, поглядел на него, на Струмилина, на Бо́рдо — и вдруг, лапая кобуру, ринулся по перрону, громогласно взывая:

— А ну, стойте! Чуваева, стойте! Остановитесь! Полиция!

По перрону прокатилась трель свистка, и, словно борзые псы по сигналу выжлятника, еще два полицейских выскочили из вагона и помчались на выручку Антону. За ними рванули Бо́рдо, Крохаль и Людочек, так что через мгновение около 16-го вагона стояли только Струмилин, Леший и… она.

Литвинова.

— Соня, — вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, шепнул Струмилин, делая шаг к девушке, — вы меня помните? Вчера на кладбище…

Серые глаза уставились на него с прежним отрешенным выражением. Она его не помнила, не узнавала! Или… или это и впрямь была не она?!

— Уймись, медицина, — сердито сказал Леший. — Спасибо за помощь, конечно, но ты что-то напутал. Какая Соня? Это Лида! Правда? — Он повернулся к девушке: — Лида! Лида!