Валерия Вербинина - Петербургский детектив

Они вышли в коридор, длинный и бесконечный. Анне казалось, что шаги Александра Николаевича отпечатываются в тишине четко и гулко, как поступь командора из пушкинского «Каменного гостя».

На прощание Ида с приглушенным всхлипом поцеловала профессора в щеку. Он ответил дружеским похлопыванием по плечу.

– Все хорошо, Ида, все хорошо, – повторял он как заклинание.

На улице было светло.

– Я предлагаю немного пройтись.

Какое-то время они шли в молчании, но затем профессор заговорил:

– Бедная Ида! Как вы поняли, у нас был в молодости роман, который закончился ничем. Я уехал в Италию – думал, на год-два, но предложили постоянную работу, я остался, потом встретил русскую студентку – женился. У нас двое детей, и я счастлив. Почему-то считается, что люди должны тосковать по первой любви и думать, что там было великое счастье, мимо которого они прошли. Уверяю вас, это не так. Я вполне счастлив и о другой жизни не помышляю. И честно – не могу себе ее даже представить. Ну какая могла бы получиться из сумасбродной Иды жена и мать? Все в доме было бы вверх дном, кутерьма, беготня… разве это жизнь?

– А может, это и есть настоящая жизнь? – негромко сказала Анна. – Не все можно втиснуть в размеренное существование, иначе жизнь станет похожей на пребывание в концлагере. Иногда хорошо, когда вверх дном, в этом есть что-то живое и честное.

Профессор неловко дернулся, но ничего не сказал.

– Вы – странная, – пробормотал он. – Но спасибо за вечер.

Лицо профессора было печальным и помолодевшим. Раздался звонок, он отошел в сторону и стал тихо говорить по-итальянски. Анне показалось, что по долетевшим до нее словам и интонациям она узнает голос аспирантки Флоры. Как все банально, мелькнуло в голове. И какие мужчины трусы. Им важен покой, все яркое и оригинальное их пугает. Брак – для людей, молодая любовница – для себя. И все втиснуто в жесткие рамки. А Ида, видите ли, была для него слишком сумасбродной. И куда пропал тот мальчик с сачком?

Профессор подошел к ней, Анна помимо своей воли посмотрела на него с легкой неприязнью.

– Я сейчас вызову такси. Мы ведь с вами не прощаемся, – чуть ли не заискивающе произнес он. – В январе у меня будет мероприятие в Москве – приходите. Если что – пишите мне по электронному адресу. Рад был познакомиться.

Он подал Анне руку. Вскоре она уже сидела в машине и смотрела на Петербург, проплывающий в окне.

«Вот еще некий кусок жизни позади… – думала она. – «Как о воде протекшей будешь вспоминать». А здесь – вода как буквальная метафора и символ жизни…»

И Анна тихо прошептала, прощаясь с городом:

В Москве Анна не находила себе места. Казалось, она упустила нечто важное, но теперь не могла вспомнить – что.

А однажды она проснулась посреди ночи и поняла. Вспомнила фотографию, на которой была запечатлена молодая Генриетта Дормидонтовна. Она была на даче в не сезон, в пальто с пакетом, в котором, судя по очертаниям, могла быть картина. Тогда получается – есть шанс, что портрет не сожгли? Он уцелел? И выражение лица у нее при этом испуганное – словно она делает что-то опасное и запретное.

Анна лежала и слышала, как гулко бьется сердце. В кухне она залпом выпила стакан холодной воды, ей хотелось позвонить в Питер и поговорить с Генриеттой. Она вспомнила, что у нее нет телефона питерских знакомых.

Утром она списалась с профессором, и он прислал ей номер Идиного телефона. Анна позвонила; голос Иды был тихим и печальным.

– Мама умерла, два дня назад похоронили. Она умерла через неделю после вашего визита. Видимо, воспоминания оказались для нее губительны, а может быть… просто пришел черед…

– Соболезную, – пробормотала Анна. – А я хотела ее спросить кое о чем.

– Теперь уже поздно. Но, если вы приедете в Питер, я могу подарить вам несколько книжек из маминой библиотеки на память. Мне все равно оставлять их некому.

– Спасибо.

– И мама тоже понимала, что все уйдет с нами. Нам некому передать свои вещи и библиотеку. В эти дни приходил один-единственный человек из маминого прошлого. И все.

– А… зачем он приходил? – Голос у Анны сел.

– Забрал на память пакет, который Геня ему оставила.

– Какой пакет?

– Не знаю, – с легким недоумением ответила Ида. – Это была мамина воля. Она говорила, что за пакетом придет друг юности – один лютеранин. И я должна передать ему сверток по маминому поручению. Я всегда об этом знала.