Николай Псурцев - Крутой парень

И все-таки она обернулась…

У ближайшего светофора поравнялся с его машиной, заглянул в кабину, ласково улыбаясь. Птица сразу же почувствовал взгляд, повернулся резко, вперился в Вагина, щурился, д е р ж а л глаза, не отводил, напряженный, бледный. И вдруг, не дожидаясь зеленого сигнала, сорвал машину с места, задымились задние шасси, вхолостую провернувшись на асфальте. Вагин нагнал Птицу у бульвара. Тот заметил его и неожиданно свернул прямо на газон, машина прыгнула на парапет, врассыпную кинулись дети, заголосили мамы. Вагин повторил его маневр. Они пересекли бульвар и оказались на другой стороне улицы. Птица успел въехать в арку дома напротив, а Вагину перегородил дорогу длинный фургон трайлера. Вагин нажал на тормоза, машина пошла юзом, развернулась и шарахнулась задним крылом о фургон. Вагин заматерился яростно, нажал на акселератор, «жигуленок» зайцем скакнул вперед. Вагин объехал трайлер и, не обращая внимания на возбужденные гудки с визгом тормозивших автомобилей, пересек мостовую и влетел в арку. Носился по двору, отыскивая второй выход со двора. Двор огромный. Заборы. Гаражи. Метался меж гаражей, распугивая автолюбителей. Нашел-таки. Узкий проезд в бетонном заборе. Попал на набережную. И тут же в заторе у светофора увидел автомобиль Птицы. Вскрикнул победно, с ходу въехал на тротуар. Летел, не снижая скорости. Птица заметил его. Дал назад, развернул вправо, вспрыгнул на противоположный тротуар, объехал машины, стоящие позади него, и погнал навстречу движению. Вагин повторил тот же маневр. Развернулся и поехал за Птицей. Машины шарахались от них в разные стороны. Бились друг о друга, сшибали телефонные будки, с хрустом ломали деревья и кустарник, обрамлявшие дорогу.

Птица все-таки выбрался на мост. Отчаянно сигналя, пересек его. А Вагин тем временем выбирался из гудящей, смердящей, потной, со страшной силой матерившейся автомобильной свалки. Выбрался. Миновал мост.

Поздно.

Птица исчез.

Вагин орал, кривясь, в бешенстве молотил кулаками по рулю, метался, обезумевший, по набережной, по примыкающим к ней переулкам, проулкам, проездам…

Он нашел машину Птицы во дворе одного из домов, стоящих на набережной, примерно в километре от моста. Птица знал, что делал, он поступил единственно верно — бросил машину. И Вагин знал, что делал — он поступил единственно верно, — он принялся искать машину. И нашел ее. Отыскав автомобиль, тотчас успокоился, откинулся на спинку сиденья, отдыхая. Закурил. Полез в бардачок, достал карту города, развернул ее, водил пальцем по бумаге. Наконец обнаружил, что хотел, усмехнулся, сложил карту, закинул ее обратно в бардачок, притушил сигарету, стал собираться.

Прежде всего проверил исправность автомата. Вынул рожок, взвел курок, щелкнул затвором, выдавил на ладонь пару патронов из рожка, они сияли золотисто, гладкие, аккуратные, безобидные, прожал пружину рожка — крепка ли? не подведет? — втиснул патроны обратно в рожок, а сам рожок примкнул на место, положил автомат рядом, на сиденье, оглядывал его со всех сторон, любовался. Затем выбрался из машины, обошел ее, открыл багажник, извлек оттуда небольшой брезентовый мешочек, звонко хлопнул крышкой багажника, вернулся в кабину, открыл мешочек, там — ключи, много, отмычки, тонкие, никелированные, похожие на пыточный инструмент стоматолога, отобрал несколько ключей и две наиболее универсальные отмычки, сунул их в карман куртки, мешочек застегнул, бросил в бардачок.

Повернул ключ зажигания. Двигатель мелко задрожал, заводясь. Вагин включил передачу. И машина неспешно двинулась с места.

На улицу не выезжал, ехал по дворам, они соединялись арками, узкими проездами, незаметными сразу «дырками» в каменных заборах. Дворы были немые и пустынные. Все как один. Ни людей. Ни эха от гудящего двигателя. Ни шума самого двигателя. Будто он и не работает вовсе. Будто случайный ветерок гонит машину по двору.

И темно во дворах.

И холодно.

Обвалился скол штукатурки из-под крыши одного из домов, второй, куски крупные, тяжелые, упали перед капотом, раскололись об асфальт бесшумно, взметнулась тотчас блеклая пыль. Пропала, тая. Таяла, пропадая…

Таяли и стекла на окнах, на глазах трескаясь паутинисто; лопались беззвучно, стекали густо по стенам. А оконные проемы корчились в судорогах, в черные щели суживаясь, в щепы крушили оконные косяки, а за окнами метались тени, — в глубине квартир, комнат, коридоров, лестничных площадок — неясные, бесплотные…