Себастьян Жапризо - Любимец женщин

- Вот что, через полчасика мы остановимся где-нибудь, где вы сможете поспать.

Однако до этого "где-нибудь" мы так и не добрались. Спустя несколько минут на лесной дороге мотор фургона кашлянул несколько раз и смолк. Бак опустел на небольшом уклоне, но мой спутник заорал, чтобы я продолжала ехать. По его приказанию ниже я круто свернула на грунтовую дорогу, ведущую в глубь леса. В свете фар замелькали деревья, и я подумала, что мы сейчас разобьемся.

Когда фургон, несколько раз перевалившись с боку на бок, наконец остановился, мой спутник устроил скандал. Должно быть, он обвинял меня в том, что я не заметила, что кончается бензин. Я могла бы ему ответить - и в первую очередь что не имела о бензине ни малейшего понятия, - но была так измотана, что даже не слышала его слов. Сил у меня хватило лишь на то, чтобы уронить голову на скрещенные на руле руки. И я тотчас уснула.

Мне показалось, что он затормошил меня сразу же, но, когда я открыла глаза, уже рассвело. Мужчина стоял у моей дверцы в заляпанной грязью тюремной одежде, с бритым черепом, многодневной щетиной и сверлил меня черными глазами. Кошмар продолжался.

Он сказал мне, что я проспала три часа и он тоже. Я обернулась к "гнездышку любви". Все вперемешку валялось на полу продукты, одежда, мои кастрюли - все. Я взглянула на него сквозь слезы ярости, но он и глазом не моргнул. Он сказал словно о чем-то само собой разумеющемся:

- Мне нужны были деньги на бензин.

Я прокричала:

- А вы не могли спросить у меня?

Он улыбнулся, и меня удивили его белоснежные зубы, которые так не вязались со всем его обликом. Он сказал мне:

- Я еще много чего искал, но нашел только это.

И внезапно поднес к моим глазам бритву моего мужа с открытым лезвием. Я невольно отпрянула на сиденье. Очень медленно он сложил бритву и произнес:

- Ну, выходите.

Сквозь ветви деревьев еще только проглядывало утреннее солнце. В коротенькой комбинации меня пробирала дрожь. Мы направились к задней двери фургона. От лесной прохлады я вся сжалась. Он спросил, хочу ли я есть, или пить, или сходить по нужде. Я сказала, что хотела бы хоть что-то на себя накинуть. Бесстрастным тоном он ответил:

- Это невозможно.

Спорить я не стала. Поборов стыд, я сказала, что мне действительно надо несколько минут побыть одной. Он указал на дерево поблизости:

- Там! И зарубите себе на носу, что я бегаю быстрее вас.

Потом, когда я вернулась, он дал мне стаканчик теплого кофе и две плитки шоколада. Стоя рядом, он не спускал с меня глаз, но я глаз не поднимала. Я смотрела на его башмаки, которые он успел зашнуровать, и спрашивала себя, долго ли он еще будет держать меня пленницей, долго ли будет здесь кружить, пока его не поймают.

Едва я допила последний глоток, как он повлек меня к деревьям. Мысль о том, что он собирается меня убить, не приходила мне в голову - зачем ему тогда было поить меня кофе? - но тревога во мне росла.

Он остановился у подножия дуба, откуда еще был виден фургон. На земле лежала груда тряпья, которая почему-то была мне знакома. Он подобрал ее, и тут я поняла, что это такое: он разорвал мою одежду на полосы, чтобы сделать из нее веревку. А для чего ему могла понадобиться веревка, как не для того, чтобы привязать меня?

Я отскочила назад и закричала. Мне впервые по-настоящему захотелось убежать. Каблуки моих туфель увязали в мягкой земле, и не успела я сделать и трех шагов, как была сбита с ног, перевернута на спину и пригвождена к земле, как жаба. Упираясь коленом мне в живот и бешено вращая глазами, он прорычал:

- Никогда больше не делайте этого! Никогда!

Потом он, нимало не церемонясь, подтащил меня к дубу, усадил, завел руки мне за спину и привязал к стволу, и все это время я плакала. Одну туфлю я потеряла, другую он сам стащил у меня с ноги и зашвырнул подальше. Под конец он сделал мне из остатков простыни кляп, и это напугало меня больше всего.

Но самое страшное ожидало меня впереди.

Встав и отдышавшись, он с минуту смотрел на меня, не говоря ни слова. А потом чудно так улыбнулся, поднес руки к своим ушам и внезапно, даже не поморщившись, сорвал - да-да, сорвал - всю кожу с черепа!

Я захрипела под кляпом и закрыла глаза.

Когда я набралась мужества их открыть, он стоял на прежнем месте и теребил в руках, пробуя на растяжение, резиновую шапочку, похожую на разрезанную пополам камеру от мяча - приглядевшись, я поняла, что это и есть половинка камеры. Волосы у него были приглажены назад и приклеены к голове.