Вера Миносская - Хранители

— На что оно вам? — невольно вырвалось у меня. — Для шантажа?

Александр поморщился:

— Никогда не мыслите шаблонами. Я для вас кто? Киношный злодей с табличкой вот здесь «Злодей»?

Он очертил длинными ухоженными пальцами прямоугольник у груди.

— Скажите, вы держали когда-нибудь в руках первое издание сборника стихов Хаяма? Листали рукописи Бальзака? Вы даже не представляете себе, какое это наслаждение! Я мог бы показать, мне кажется, вы оцените. Но Евангелие!.. Признаться, оно завладело мной, моими мыслями. Отправная точка нравственных законов современного человека, источник последующих текстов и споров. И оно будет моим. Вместе с письмом Софии Да Молин. Да я богач! — воскликнул он и расхохотался.

«Как иногда дико отражается прошлое в настоящем», — пронеслось в голове. Еще недавно почти на этом месте я слушала от Маркоса о любви к чтению и цитаты.

Словно в ответ на мои мысли Александр нагнул голову, поглаживая пальцами подбородок, и, исподлобья глядя на меня, пробормотал:

— Вера-Вера — оазис в сердце… 64 64 «Вера — это оазис в сердце, которого никогда не достигнуть каравану мышления» (Джебран Халиль Джебран). Мне кажется, я уйду отсюда с двумя дарами. И у второго будут белоснежные волосы.

Вот что отталкивало в нем. Складка губ. Тонкие, с опущенными уголками, словно изогнутые в презрительной усмешке. Мне кажется, ему не знакома жалость. Совсем. Он откровенно разглядывал меня. Я невольно попятилась и уперлась в грудь «помощника». Обменявшись над моей головой взглядами, оба усмехнулись.

— Какая опера у вас любимая, Вера? — тихо спросил Александр.

От страха спина взмокла. Сжав руки в кулаки, я приказала себе стоять на месте, а взгляду — не метаться по веранде, как загнанный заяц. Скоро должен вернуться Йоргос… Йоргос. Который не подозревает. И они наверняка вооружены. На какой-то миг я перестала дышать. Нет, Господи! Пусть в ущелье будет много туристов, пусть он задержится. На пару секунд я закрыла глаза, мысленно послав Богу горячую мольбу.

Александр вплотную приблизился ко мне, так что я вдыхала древесный запах его одеколона. Ноздри раздувались, глаза стали безумны. Неверно истолковав мой страх, он получал извращенное удовольствие при виде женщины, зажатой меж ним и его подручным.

— Ну-ну… Я, как и Дали, считаю, что мед слаще крови. Не бойся. Скажи мне, где оно и где ключ. Ты же не достала его еще?

— Нет… Ключ был у Ивана.

— Думаю, мы и без ключа справимся. Где тайник?

Если ему известно, что хранили рукопись в Одигитрии, значит, известно, что тайник рядом.

— В ущелье Мартсало 65 65 Ущелье Мартсало находится рядом с ущельем Агиофрагго, где было спрятано Евангелие. В Мартсало тоже есть древняя церковь. , в церквушке. Я покажу.

Главное — увести их отсюда, пока не вернулся Йоргос.

— Зачем же ехать самим? Мы с тобой подождем тут, пока…

Договорить он не успел.

Сквозь распахнутые на балкон двери номеров из коридора долетел приглушенный шум. Александр кивнул «помощнику», и тот по-кошачьи скользнул в мою спальню.

В коридоре послышались чмокающие хлопки. И снова все стихло.

— Он здесь, — крикнул «помощник», — у него пистолет Мано! Мано, видимо, мертв!

Поняв, что речь о Георгисе, я дернулась к двери, но меня сдавили неожиданно сильные пальцы.

Из номера, соседнего с моей комнатой, на террасу выскользнул «помощник», держа в согнутой руке пистолет с глушителем. Прижавшись к стене спиной, он двинулся к двери следующего номера. Я видела, как на загривке у него напряглись мышцы. Он резко выбросил руку, раздались выстрелы, и его отбросило в сторону. Потеряв пружинистую ловкость, он мешковато завалился на бок. Крутясь, как рулетка, пистолет отлетел к перилам террасы.

Александр дернул меня на себя, плотно притиснув спиной к животу. В висок что-то больно воткнулось — скосив глаза, увидела длинное дуло пистолета. Внутренности на пару секунд замерзли от ужаса.

На террасу ступил Йоргос. В одной руке он держал черный контейнер, в другой — пистолет, наведенный на Александра. По правому боку рубашки расплывалось красное пятно, очевидно оставленное пулей кого-то из «помощников». Я невольно рванулась к нему.

— Дурочка, — почти по-отечески сказал мне в ухо Александр, — я ж тебе башку прострелю. Стой смирно.

Мельком взглянув на распростертое тело, Георгис отшвырнул ногой пистолет вниз за перила. И медленно двинулся к нам.

— Отпусти ее, и Евангелие твое.

— Конечно, мое. Только ближе не подходи. — Александр опустился щекой на мой свободный висок, отчего боль в голове, зажатой меж его черепом и пистолетом, стала почти невыносимой. Левой рукой, прижимающей меня, он провел вверх от живота к груди, задержав руку на ней. Втянул ноздрями запах моих волос. Я, хотя и не могла видеть, знала, что глядит он в глаза Йоргосу. Чувствовала, как улыбаются его губы, ласкающие мой висок. И как это возбуждает его, я тоже, к сожалению, чувствовала.