Дарья Кожевникова: Побег в пустоту

Он задержался у порога:

— По тебе не скажешь, что ты слишком нуждаешься в помощи.

— Мне поддержка нужна! — все еще на что-то надеясь, Раечка трагически заломила руки.

— На это, прости, у меня сейчас времени нет. Я спешу.

— Ах, так?! Да я сама… я сама донесу на твою Боярову куда следует! Пусть снимут у нее отпечатки, пусть проверят, что она делала за границей!

— Пусть! — согласился Сергей, уходя.

Когда он подъехал к дому, Лика выбежала к воротам, прежде чем он позвонил. Выдохнула, обвивая его руками за шею:

— Я как чувствовала, что ты сейчас будешь.

— А Федька где? В школе? — спросил он после того, как, подхватив ее за талию, раз пять или шесть успел поцеловать ее бледное взволнованное лицо.

— Нет. Он устал за ночь, так что я отправила его спать. Отмажу, напишу завтра его классной записку.

— Ясно. Ну тогда пойдем нашего пленника выпускать. Он для тебя больше не опасен.

— Ты что, нашел паспорт?

— Нашел.

— И где он?

— Я его сжег. Забудь про него. Его больше нет.

— Сереж… — окликнула она, но он уже шел через прихожую к двери, за которой был переход в сауну.

Влад уехал, не прощаясь. Быстро сгреб все свои вещи, покидав их в объемистую дорожную сумку кое-как, тряпки вперемешку с золотыми украшениями. И даже сунутые ему Ликой деньги не пересчитал. Просто убрал всю пачку в карман вместе с документами, вышел, явно за эту ночь приняв какое-то решение, кивнул им обоим и сел за руль. Лика вышла за ворота, проводить его взглядом. В последний раз. Судя по тому, куда он свернул, поехал он не к своей второй Анжелике, любовнице, с которой ему было нечего взять, а вообще решил покинуть этот город. Город, где ему, учитывая его дурную славу, вряд ли удастся зацепить еще кого-нибудь из состоятельных женщин. Других же он, как правило, замечал только тогда, когда у него появлялся стабильный источник дохода.

— Ну вот и все. Пойдем в дом. Замерзнешь, — Сергей обнял Лику за плечи и повел к дверям. Она послушно шла, настраиваясь на то, что должна сейчас ему будет сказать. О паспорте, об Анжелке, о себе и о своем преступлении. Она уже все решила. Просто не могла и не хотела больше лгать этому человеку. А там уж он пусть решает, как ему с ней быть. Она исполнит любой его приговор. Чтобы услышать его как можно скорее, потому что ждать уже не было сил, она начала говорить от самого порога:

— Сереженька, послушай меня. Я должна все рассказать тебе про этот паспорт и почему мне так важно было его вернуть…

— Лика, — он развернулся к ней и провел пальцем по ее губам, призывая к молчанию. Потом поправил челку, прикрывающую ее шрам, перебирая волосы пальцами. — Ни слова больше. Пусть это будет твоей последней попыткой. Я знаю ровно столько, сколько нужно. Знаю, кем ты можешь быть, потому что слишком многое узнал о семье Анжелы перед отъездом. Во время той ссоры, при которой вынужден был присутствовать. Правда вырвалась случайно, и тетя Ксюша взяла с меня тогда клятву, что я никому в жизни ни словом не обмолвлюсь о том, что услышал. Я и молчал. Но начал понимать, что услышанная мною история имеет продолжение, еще при первой нашей встрече, хотя ты меня вроде бы и узнала. Потом я Таю разговорил и узнал, как ты поразительно изменилась, получив травму. Потом приехал сюда. Не буду говорить как, но моя догадка окончательно подтвердилась. И все. Большего я знать не хочу. Я не господь бог, чтобы кого-то судить, а в людское правосудие давно уже не верю, особенно если его пытаются вершить по нашим кривым законам. Так что… Ты есть та, кто ты есть: мать моего сына и женщина, которую я люблю. С остальным пусть жизнь сама разбирается: кого карать, кого миловать.

— Так не бывает, — Лика потрясенно покачала головой. — Такое только в сказках возможно.

— Я тоже это могу сказать, глядя на тебя и на сына, который благодаря тебе у меня теперь есть. Сказка! Но, слава богу, настоящая. Надеюсь, вы меня в этой сказке не оставите за бортом?

— Да о чем ты говоришь? — у Лики на глазах задрожали слезы. — Конечно же, нет! Нет!!!

Ее затрясло, слезы текли все сильнее. Ей предстояло казнить себя за свое преступление всю свою жизнь! Но он не станет в этом участвовать. А она и не будет настаивать, навешивая на него бремя своей вины. Это ее крест, и нести его ей.

— Ну вот, выдумала! Прекращай! — Сергей привлек ее к себе, спрятал ее лицо на своем плече. И, слегка покачивая, тихо о чем-то ей говорил, но она, несмотря на все его уговоры, никак не могла остановиться. Наверное, еще и потому, что это была заветная детдомовская мечта Агафьи Молчановой — хоть раз да выплакаться на плече неравнодушного к тебе человека.