Дж. Делейни - Предшественница

– Убита Эдвардом Монкфордом , – тихо говорит он. – Приятно видеть, что я – не единственный подозреваемый, Джейн.

– Я знаю, что ты этого не делал. Я только что была у терапевта Эммы. Эмма врала ей, и, кажется, теперь я понимаю почему. И мне кажется, я понимаю, почему она покончила с собой. – Я медлю. – Она сделала это, чтобы наказать тебя. Прощальный, драматический жест – чтобы ты винил себя за то, что ее бросил. И мне представляется – учитывая, через что тебе к тому моменту уже пришлось пройти, – что она добилась своего.

– Я любил Эмму. – Эти слова, такие безжизненные и безапелляционные, разрывают воздух. – Но она солгала мне. Я думал, что, может быть, у меня получится без лжи. С тобой. Помнишь свою заявку? Где ты говорила о принципиальности, честности и доверии? Из-за нее я подумал, что может получиться, что на этот раз будет лучше. Но я никогда не любил тебя так, как ее.

Я смотрю на него, потрясенная.

– Что ты здесь делаешь? – удается мне произнести. Я понимаю, что к делу это не относится, но мне нужно время, чтобы осмыслить сказанное им.

– Я вернулся в Лондон, чтобы встретиться с адвокатами. В «Нью-Остелл» заехали первые жильцы, но с ними трудно. Они, похоже, решили, что если объединятся, то смогут заставить меня изменить правила. Получат постановления о выселении. Все. – Он пожимает плечами. – Я принес ужин.

На стойке стоят шесть бумажных пакетов из старомодных бакалейных лавок, которые Эдвард предпочитает. – Вообще-то, хорошо, что ты здесь, – глухо говорю я. – Нам нужно поговорить.

– Определенно. – Его взгляд возвращается к диаграмме связей.

– Эдвард, я беременна. – Я говорю эти слова без выражения – человеку, который только что сказал, что не любит меня. Мне такого и в страшном сне привидеться не могло. – Ты имеешь право знать.

– Да, – наконец говорит он. – Сколько ты уже от меня это скрываешь?

Меня подмывает солгать, но я не позволяю себе увильнуть: – Я на тринадцатой неделе.

– Намереваешься оставить?

– Была вероятность того, что он родится с синдромом Дауна. – Тут Эдвард проводит рукой по лицу. – Но обошлось. Да, я оставлю. Его. Я его оставлю. Я знаю, что ты бы этого не хотел, но вот так вот.

Эдвард на миг закрывает глаза, словно от боли.

– Учитывая то, что ты сейчас сказал, я предполагаю, что ты не хочешь быть его отцом в каком бы то ни было практическом смысле, – продолжаю я. – Ничего страшного. Мне от тебя ничего не нужно, Эдвард. Если бы ты мне сказал, что по-прежнему любишь Эмму…

– Ты не понимаешь, – перебивает он. – Это было похоже на болезнь. Я ненавидел себя каждую секунду с ней.

Я не знаю, что на это сказать. – Терапевт, у которого я сегодня была… Она сказала, что люди иногда застревают в своих историях, пытаются воспроизвести прежние отношения. Мне кажется, что ты как-то застрял в истории Эммы. Помочь тебе оттуда выбраться я не могу. Но и застревать там с тобой я не собираюсь.

Он смотрит на стены, на созданные им идеальные, стерильные пространства. Он словно черпает из них силы. Встает.

Говорит:

– Прощай, Джейн. – Берет саквояж и уходит.

11. Какая проблема в отношениях пугает вас больше всего?

☉ Скука

☉ Осознание того, что вы достойны лучшего

☉ Отчуждение друг от друга

☉ Зависимость вашего партнера от вас

☉ Предательство

Иногда мне кажется, что я могу уменьшиться так, что меня не станет. Иногда я чувствую себя чистой и совершенной, как призрак. Голод, головная боль, головокружение – только они существуют на самом деле.

То, что мне так хорошо удается не есть, – доказательство того, что я по-прежнему сильна. Иногда удается не так хорошо, и я в один присест сжираю буханку хлеба или целую тару капустного салата, но потом я засовываю два пальца в рот, и все выходит наружу. Можно начинать заново. С нового калорийного листа.

Я не могу спать. То же самое было во время моего последнего расстройства питания. Но сейчас хуже. Я просыпаюсь посреди ночи, уверенная, что в доме включился и выключился свет, или что я слышала, как кто-то ходит. Заснуть после этого невозможно.

Я иду к Кэрол и говорю, что Эдвард – самовлюбленный тиран. Говорю, что он мучает меня, хочет меня контролировать, что он одержим. Но пусть мне и хочется верить в то, что я ей говорю, каждая клетка моего тела томится по нему.

Вернувшись от нее, я вижу во дворе что-то вроде тряпки или выброшенной игрушки. Лишь через несколько секунд мой мозг соображает, что это такое, я выскакиваю из дому и бегу по нетронутому гравию.