Дж. Делейни - Предшественница

А как же полиция? спрашивает Аманда, и я понимаю, что она наконец-то начинает мне верить.

Полиция не станет вмешиваться, если не предоставить улик. Речь же не о том, чтобы он в тюрьму сел, а о том, чтобы работы лишился. После того, как он с тобой обошелся, ты разве не думаешь, что это только справедливо будет?

И вот она кивает. Я знаю, что он спал как минимум с двумя женщинами из этой фирмы. С Мишель из бухгалтерии и с Леоной из маркетинга. Я сообщу в отдел кадров.

Спасибо, говорю я.

Ты Саймону что-нибудь об этом говорила?

Я качаю головой.

Ты должна сказать.

При мысли о Саймоне – добром, обожающем, доверчивом Саймоне – происходит нечто странное. Я больше не чувствую к нему того презрения. Раньше меня бесило, что Саймон так лебезит перед Солом, что без умолку распространяется о том, какой Сол клевый мужик, тогда как все это время Сол был эгоистичным, агрессивным засранцем. Но это прошло. Теперь какая-то часть меня вспоминает, как приятно было получить прощение.

К своему удивлению я понимаю, что плачу. Я вытираю слезы бумажным полотенцем из коробки.

Я не могу вернуться, говорю я. С Саймоном все кончено. Когда что-то идет настолько не так, этого уже не исправишь.

– Чуть-чуть геля, будет прохладно, – дружелюбно говорит сонографист. Я слышу кетчупное чавканье смазки, потом зонд развозит гель по моему животу. Это ощущение напоминает мне мое первое обследование с Изабель, липкость кожи, оставшуюся на весь день, как некая тайна под одеждой; маленькую скрученную распечатку в сумочке с изображением призрачных, напоминающих листок папоротника очертаний эмбриона.

На меня вдруг нахлынули чувства, и я делаю глубокий вдох.

– Расслабьтесь, – бормочет врач, неправильно его истолковав. Она крепко прижимает зонд к моему животу, водит им из стороны в сторону. – Вот.

Я смотрю на экран. Из мрака возникает контур, и я ахаю. Она улыбается моей реакции.

– Сколько у вас детей? – непринужденно спрашивает она.

Наверное, мне требуется больше времени, чем другим, чтобы должным образом сформулировать ответ на этот вопрос, потому что она заглядывает в мою карту.

– Прошу прощения, – тихо говорит она. – Я вижу, было мертворождение.

Я киваю. Сказать тут больше нечего.

– Вы хотите знать пол ребенка? – спрашивает она.

– Да, если можно.

– У вас мальчик.

У вас мальчик . От уверенности, прозвучавшей в этом утверждении, от ожидания того, что на этот раз все будет в порядке, меня одолевают чувства, радость сталкивается с горем так, что я плачу слезами и того, и другого.

– Вот, пожалуйста. – Она протягивает мне коробку салфеток, которыми тут вытирают гель. Я сморкаюсь, она возвращается к работе. Через несколько минут она говорит: – Попрошу-ка я консультанта заглянуть.

– Зачем? Что-то не так?

– Он просто расскажет вам о ваших показателях, – успокаивает она меня. Потом уходит. Я не слишком волнуюсь. Дело в том, что формально я – пациент группы риска. Учитывая, что проблемы с Изабель начались примерно на последней неделе беременности, нет причин думать, что что-то может быть не так сейчас.

Кажется, что проходит вечность, прежде чем открывается дверь и я вижу лицо доктора Гиффорда.

– Здравствуйте, Джейн.

– Здравствуйте. – Теперь я приветствую его как старого друга. – Как поживаете?

– Замечательно, спасибо. Джейн, я хотел разъяснить вам одну из главных причин проведения этого исследования примерно на двенадцатой неделе. Это делается для того, чтобы на раннем этапе заметить какие-то самые распространенные отклонения от нормы в развитии плода.

Нет , думаю я. Не может быть …

– Это исследование не позволяет выявить их определенно, но оно показывает, где может быть повышенный риск. В вашем случае мы, разумеется, искали проблемы с плацентой или пуповиной, но я рад сообщить, что и с тем, и с другим у вас все хорошо.

Я хватаюсь за эти слова. Слава богу. Слава богу …

– Но еще мы измеряем так называемую шейную прозрачность. Это состояние скопления подкожной жидкости в задней части шейки ребенка. В вашем случае ширина шейной складки указывает на несколько повышенный риск синдрома Дауна. У нас считается, что высокий риск – это один к ста пятидесяти. А у вас сейчас – один к ста. Это значит, что у одной из ста матерей в вашей группе риска родится ребенок с синдромом Дауна. Понимаете?

– Да, – говорю я. Я и понимаю – то есть мой ум осознает смысл его слов. С математикой у меня хорошо. А вот с чувствами разобраться не очень получается. Столько переживаний, и они так наваливаются на меня, что чуть ли не отменяют друг друга; голова у меня ясная, но я оцепеневаю.