Эрик-Эмманюэль Шмитт - Человек, который видел сквозь лица

Внезапно экран тухнет, фотографии исчезают. Батарейка разрядилась. Делать нечего – ведь здание отключено от электросети. Ну да ничего, заряжу ноутбук завтра в редакции.

Наступает ночь. В темноте завод, давший мне приют, вырастает в какой-то гигантский лабиринт, по которому и передвигаться-то опасно, поскольку гвозди, битое стекло и железная арматура тонут в вязком, непроницаемом мраке.

Безмерно гордый своим открытием, я чувствую себя важной птицей – правда, голодной: я до сих пор так и не нашел никакой еды. Придется идти на раскопки в ближайших мусорных баках.

Выхожу на ощупь в заводской двор и останавливаюсь у подножия стены. Как же на нее взобраться? Если соскочить вниз было парой пустяков, то наверх – прыгай не прыгай – ни за что не влезть. Поэтому я начинаю сооружать нечто вроде подмостков, стаскивая в кучу все, что попадается под руку.

Эта операция отнимает у меня последние силы. Голод, усталость и двухдневная больничная расслабленность вынуждают меня присесть, чтобы отдышаться; на это уходит довольно много времени.

Гляжу на городские огни; отсюда, издали, они кажутся грязным маревом. Шоссе по-прежнему гудит, не утихает.

Внезапно из-за стены доносится звон разбитого стекла. Видно, кто-то забрался в контейнер. Неужели я здесь не единственный жилец?

Притаившись, жду, не появится ли над стеной чья-то голова.

Но незваный гость не спешит, он продолжает копаться в мусоре.

– Вот черт!

Голос кажется молодым.

– Вот черт!

Неизвестный сыплет ругательствами, он явно зол и разочарован, я слышу, как он яростно расшвыривает обломки.

Теперь мне ясно: ему нужно не жилье, он что-то разыскивает в контейнере.

Слегка успокоившись, я решаю тихонько посмотреть, что он собой представляет.

Осторожно, боясь нашуметь, взбираюсь на свое сооружение, выглядываю за стену и вижу внизу молодого парня, который роется в грязной куче.

– Вот черт!

Он так поглощен своими розысками, что и не думает смотреть по сторонам. Я спокойно наблюдаю за ним.

Из-за уплывающего облака выглядывает краешек луны, которая освещает лицо парня: это Бадави-младший, Мохаммед, чье фото я только что видел на экране ноутбука.

Теперь облако открывает луну полностью, и ее бледные лучи на несколько секунд рассеивают ночную мглу.

Моему изумлению нет пределов.

Над Мохаммедом порхает крошечное существо – без сомнения, его мертвец.

Забыв о том, что меня могут увидеть, я наклоняюсь, чтобы получше разглядеть его черты.

Призрак, суетящийся в воздухе над пареньком, – его старший брат, террорист Хосин Бадави.

– Того, что ты ищешь, там нет.

Эти слова вырвались у меня невольно. Я и сам удивился не меньше, чем парень, присевший на корточки в глубине контейнера; он вскакивает и настороженно замирает.

– Чего?

Его враждебный взгляд пытается различить того, кто с ним заговорил.

В ночной темноте все кажется таинственным, а я вдобавок стою спиной к свету, посылаемому луной. Для этого мальчишки я представляю загадку, не то привидение, не то Провидение, и мне приятно видеть, как он напуган: я редко внушаю людям такое чувство.

– Ты кто? Чего тебе? Что ты там болтаешь?

Он выпаливает вопрос за вопросом как из пулемета, глотая одни звуки, форсируя другие, и мне приходится мысленно расчленять его скороговорку, чтобы уловить смысл.

– Вещей твоего брата там нет.

– Чего? Ты разве знаешь моего брата?

Его голос то и дело срывается с фальцета на баритон и обратно. Может, это возрастная ломка? Или следствие паники? Я стараюсь говорить ровным тоном, чтобы успокоить его:

– Конечно знаю. И поэтому знаю, что ты ищешь. И даже знаю, кто ты такой.

– Чего-чего? Ты чего там трындишь?

И он одним прыжком становится на бортик контейнера, готовясь удрать.

– Мохаммед Бадави, – раздельно говорю я.

Парень резко оборачивается; он потрясен, его круглое лицо радостно вспыхивает.

– Мой брат говорил с тобой обо мне?

– Да, он называл тебя Момо. И показывал твои фотографии.

Его детские губы трогает слабая улыбка, потом – словно у него внутри лопнула какая-то пружина – он со стоном падает на кучу мусора и разражается судорожными рыданиями.

Его горе смущает меня.

Я ему наврал, а моя ложь потрясла парня. Его душат слезы, он едва переводит дыхание. Я вдруг перестаю видеть в нем одного из этих опасных Бадави, пособника мерзкого террориста, – передо мной обыкновенный мальчуган, оплакивающий старшего брата.