Эрик-Эмманюэль Шмитт - Человек, который видел сквозь лица

Так я бреду больше часа.

Наконец выбираюсь из центра города, а потом из предместий; по мере того как стихает городской шум, все явственнее слышен свист ветра. Спускаюсь к Самбру, сонному, почти неподвижному, ко всему безразличному. Небо, в подражание реке, тоже выглядит водной гладью, устланной белыми или серыми полотнищами облаков, которые то и дело заглатывают друг друга. Вдоль берега тянется разбитое шоссе, некогда оно связывало город с заводами. Кирпичные заводские корпуса, позеленевшие ото мха или черные от копоти, жалкие в своей нынешней бесполезности, кажут ободранные кровли, пустые глазницы окон, прогнившие балки, дождевые трубы, безвольно свисающие с покореженных стен. Двери заколочены досками, чтобы преградить доступ внутрь, но это отнюдь не помешало расплодившимся крысам, птицам, свившим гнезда в потолочных перекрытиях, да и мне тоже, самовольно обосноваться в этом сквоте.

Огибаю главный корпус, миную пару бывших складских помещений и подхожу к ветхой каменной сторожке. Две вороны, возмущенные моим вторжением, яростно каркают. Я взбираюсь на парапет, с него – на балкон второго этажа и отгибаю фанерный щит, закрывающий окно.

Прыжок, и я уже дома, в бывшей «зале».

Вот так сюрприз: на полу расселось незнакомое семейство – отец, мать и четверо детей; все испуганно пялятся на меня, никто из них не слышал моего приближения. Мамаша тут же поднимает крик.

Я просто убит: сквоттеры сквоттировали мой сквот! А я и отсутствовал-то всего два дня!

Отец семейства встает на ноги и с угрожающим видом надвигается на меня:

– Твоя кто?

В его голосе я угадываю румынский акцент. И решительно отвечаю:

– Я здесь живу!

И тут вижу, что оба старших сына напялили на себя мои свитеры, единственную мою теплую одежду!

Меня охватывает гнев.

– Здесь мой дом. И вы не имеете права присваивать мои вещи!

Чтобы он лучше понял, я подхожу к мальчишкам, намереваясь вернуть свою собственность. Вообразив, что я хочу их побить, они вскакивают, один вопит во все горло, второй впивается зубами мне в руку. Я отбиваюсь. Отец бросается на меня и наносит такой удар, что я валюсь наземь, в кучу мусора и картонных коробок.

– Здесь моя! Здесь моя!

Он твердит эти слова, надвигаясь на меня, расправляя плечи и молотя себя кулаками в грудь, как разъяренный орангутанг.

Бороться с ним бесполезно. Как можно сладить с перепуганным доминантным самцом, защищающим свою стаю?!

– О’кей!

И я знаками даю ему понять, что капитулирую.

Глава семьи это понял, но продолжает наступать, желая показать своим, как он могуч и страшен.

– Моя здесь!

– О’кей! Я ухожу.

И я на четвереньках, почти ползком, двигаюсь к окну. А он провожает меня грозным взглядом, готовый в любой момент перейти в атаку.

Перемахиваю через парапет и исчезаю.

Ступив на землю, потираю плечо, куда пришелся удар. Значит, я потерял крышу над головой и одежду, а эта дикарская семья празднует победу? Как бы не так! Я давно подготовился к возможности чужого нашествия. Привычка… Когда не можешь похвастаться силой, прибегаешь к хитрости.

Бесшумно, стараясь не скрипеть гравием, прохожу метров десять, залезаю в кусты и ищу под ними то, что запрятал. Приподняв грязную тряпку, вынимаю из-под нее детскую игрушку, найденную в моем предыдущем сквоте, – это полицейская сирена. Только бы не села батарейка!..

Выжидаю минут двадцать, чтобы румыны не уловили связи между мной и тем, что сейчас произойдет.

Потом нажимаю на кнопку. Сирена издает пронзительный вой. В домике поднимается паника – приглушенные возгласы, топот, суета. Оконный щит вылетает из проема, и румынская семья улепетывает, тревожно озираясь и ожидая, что вот-вот появятся силы правопорядка. К счастью, кусты, за которыми я притаился, смягчают громкость сигнала, так что беглецам трудно определить, откуда он исходит.

Ну, слава богу, удрали.

Не выключая игрушку, я снова карабкаюсь на второй этаж и вхожу в сквот. Надо спешить, они в любой момент могут вернуться. Собираю пожитки, которые они раскидали по полу, не успев сунуть их в свои узлы. Свитеров, конечно, жаль, но тут уж ничего не поделаешь.

Упаковав рюкзак, я выхожу, выключаю сирену, сую ее в карман и удаляюсь в сторону, противоположную от румынских захватчиков.

Ну и куда теперь?

На эту сторожку рассчитывать нечего: румынское семейство наверняка сюда вернется, убедившись, что никакой полицейской машины на территории завода нет.

Сколько же недель этот домик служил мне приютом? Четыре… Это средняя продолжительность пребывания в любом сквоте. Одинокому человеку никогда не совладать с семейством бомжей, вторгшихся в его обиталище.