Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет

Снова заиграла музыка, и Рауль повернулся ко мне.

Я слабо запротестовала:

– Послушайте, вам не стоит обо мне беспокоиться. Я…

– Не будьте идиоткой, – почти грубо сказал он, беря меня за руку.

То, что он обращался со мной как любовник, обладающий всеми правами, естественно, окончательно успокоило меня. Я засмеялась. Все было забыто – Элоиза де Вальми, удивленные взоры, даже Леон и его насмешливая улыбка.

– Хорошо, мсье, – робко сказала я, и он увлек меня в самую середину зала.

– Ей-богу, сегодня я выполнил свой долг, перетанцевав со всеми старыми перечницами в этом зале, не пытайтесь спорить со мной, дорогая… Я просто не мог найти вас раньше, иначе послал бы их всех к черту… – с чувством произнес Рауль.

Мы танцевали сейчас у открытого балкона, сквозь который в зал вливался мягкий ночной воздух.

– Именно это я и сделаю сейчас, – добавил он.

Я поняла, что он имеет в виду, когда мы плавно, в такт музыке, выскользнули из зала на балкон, отделившись от остальных танцующих так же плавно и незаметно, как плывущая по воде ветка забивается, наперекор течению, в укромное местечко у самого берега. Музыка, лившаяся из высокого окна, сопровождала нас; в саду светила весенняя луна и, словно маленькие привидения, колыхались тени первоцвета. Моя юбка коснулась нарциссов, которые росли по краям террасы. Рауль задел плечом за куст жасмина, и на нас полился дождь белых лепестков – маленьких сверкающих звездочек. Мы молчали. Все было словно овеяно волшебными чарами. Мы танцевали вдоль испещренной лунными тенями аркады балкона, потом сквозь открытые двери вошли в темный пустой салон, где полумрак казался теплым от зажженного камина, куда музыка доносилась лишь приглушенно, словно издалека.

Мы были одни. Рауль остановился, и его руки крепко обвились вокруг меня.

– Ну а теперь… – сказал он.

Позже, вновь обретя дар речи, я дрожащим голосом сказала:

– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя…

И конечно, после этих необдуманных и неблагоразумных слов довольно долго не могла не то что говорить, но даже дышать.

Когда наконец Рауль отпустил меня и заговорил, я с трудом узнала его голос. Он был прерывистым и каким-то неуверенным, но в нем звучала свойственная ему насмешливая дерзость:

– Ну а теперь ты не спросишь меня?

– О чем?

– О том, что сразу же спрашивают все женщины в мире: «А ты меня любишь?»

– Обойдусь тем, что ты сам захочешь сказать, – ответила я.

– Прошу тебя не скромничать больше, чем нужно, Линда.

– Ничего не могу поделать. Ты на меня так действуешь.

– О господи! – сказал он каким-то странным, неестественным голосом и снова притянул меня к себе. На этот раз он не целовал меня, просто крепко прижал к груди и сказал, глядя в темноту поверх моей головы: – Линда… Линда, послушай.

– Я слушаю.

– То, что ты сказала насчет любви… Я не знаю. Честно говоря, не знаю.

У меня сжалось сердце от непонятного чувства. Если бы это не было так нелепо, я бы сказала, что это была жалость к нему.

– Не важно, Рауль. Это не имеет значения.

– Имеет. Ты должна знать. У меня были другие женщины, как ты понимаешь. И довольно много.

– Да.

– С тобой все по-другому. – Молчание. Легкая усмешка. – Я должен был это сказать в любом случае. Но это правда. Чистая правда. – Он прижался щекой к моим волосам. – Линда. Чертовски неподходящее имя для француженки, верно? Ну вот, теперь ты знаешь. Я хочу тебя. Ты мне нужна, очень нужна, честное слово. Если ты называешь это любовью…

– Сойдет и так, – ответила я. – Можешь мне поверить, сойдет.

Снова молчание. Ровно горел огонь в камине, наполняя комнату тенями. На одном из поленьев пузырем вздулась и зашипела смола.

Рауль еле слышно вздохнул и немного отодвинул меня. Голос его снова звучал обычно – хладнокровно, небрежно, немного резко:

– О чем вы говорили с Карло?

Вопрос был столь неожиданным, что я даже вздрогнула.

– Мы… я забыла. О разном. И… да, о моем платье. Да, мы говорили о платье.

Рауль улыбнулся:

– Ну-ну, признавайся. Вы говорили обо мне.

– Откуда ты знаешь?

– Ясновидение.

– Ах ты, черт, – сказала я. – Только не говори, что ты такой же.

– Такой же?

– Твой отец колдун, разве ты не знаешь?

– Ах так? Ну, скажем, у меня отличный слух. Наверное, Карло предупредил тебя, что вряд ли у меня честные намерения?

– Конечно.

– Честное слово?

– Более или менее. Это было сделано намеками и в высшей степени мягко.

– Не сомневаюсь. Что он сказал?