Елена Арсеньева - Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Так оно и оказалось.

Дорогой Эдмунд!

Твое предложение меня просто поразило. Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь дам согласие на публикацию этой нелепости? Она была написана в таком состоянии, которое нельзя открывать людям, если не хочешь утратить их расположение.

Поэтому, огромная просьба, больше не заговаривай со мной об этом так называемом творении.

— Эй, дитя мое! Пора бы и проснуться!

Женя с усилием подняла взлохмаченную голову, поглядела слипающимися глазами:

— Отстань…

Ярко-розовая фигура качалась перед глазами, подобно рассветному облаку, исторгая сочный хохоток:

— Вздремнула, что ль?

— Да так, немножко. — Женя помассировала затекшую шею. — Чего тебе?

— Мне? — Фигура ткнула себя пальцем в необъемную грудь. — Мне лично — только прибавку к зарплате. Но ради таких пустяков я бы не стала тебя дергать. Однако Грушин…

— Что, уже вызывает? — тоскливо зажмурилась Женя. — Ну зачем ты меня выдала?! Не могла сказать, что я умерла?

— Ты забыла, где кинула свои костоньки? Как, скажи на милость, Грушин пройдет в кабинет, минуя собственную приемную? Разумеется, он тебя сразу увидел. И велел подать на ковер.

— Он совсем плохой, да?

— Да уж, не хороший, — весело кивнула Эмма, известная своим глубоким пофигизмом. — Я и то задрожала в коленочках. Одно дело Левушке отовраться, когда с утра трезвонит, и совсем другое, знаешь…

— Левушке?! — вскинулась Женя. — Что, Лев звонил? И ты меня не позвала?!

— Сама же сказала: тебя нет ни для кого.

— Кроме Льва! — У Жени вырвалось невольное рыдание. — Я же тебе всегда говорю: ни для кого, кроме Льва!

— А сегодня не сказала, — упрямо отозвалась Эмма. — И хорошо. Пусть он подергается. И вообще — давно пора его послать куда-нибудь… в облака! Ветра ему попутного — на всю оставшуюся жизнь. Сколько можно это терпеть?!

— Ой, не будем, ладно? — чуть ли не взвыла Женя и вошла в кабинет начальника с таким унылым выражением, что оно было способно вышибить слезу у любого мало-мальски сердобольного человека.

Однако именно этим качеством никак не отличался широкоплечий мужчина, стоявший у окна тесноватого кабинетика. Обернулся, и на Женю вприщур глянули мрачно-серые глаза:

— Я сейчас как раз спрашивал себя, не удержать ли из твоей зарплаты сумму всех тех взяток, которые мне пришлось раздать, чтобы вывести тебя из этого дела.

— Ну, тогда мне останется только на панель идти, — прошелестела Женя, надеясь повеселить начальство, однако тут же получила прямо в солнечное сплетение:

— А какой с тебя там прок? То, что ты ледышка, я знаю лучше других. И вообще, таким дурам на панели не место. Любая нормальная шлюшка на твоем месте мчалась бы от того клятого «мерса», как наскипидаренная, а ты что натворила?! Ладно — подошла, ладно — заглянула. Но ты еще вызвала, дуреха, полицию и «Скорую». Ты назвалась! Ты… — Он подавился простым крепким матом. — Ты дождалась их приезда и начала давать показания!

— Грушин! — не выдержав, возмущенно вскричала Женя. — Ну не могла же я бросить этого бедолагу с простреленной головой на шоссе!

— Не могла, — резко кивнул директор. — Но разве я тебе об том толкую? Ты обязательно должна была сообщить об убийстве. Но не куда попало, а только мне. Мне! А уж я решил бы, что делать дальше. Но, боже мой, как идиотски, как бездарно ты все состряпала! Знаешь, какова одна из версий следствия? Супруга Неборсина кого-то наняла, чтобы избавиться от гуляки-мужа. Удивлюсь, если ты не пройдешь как соучастница.

— Ой, не могу больше! — прошелестела Женя. — Сесть можно, или ты хочешь, чтобы я умерла стоя?

Грушин зло оскалился, что означало: шутки здесь неуместны:

— Нечего рассиживаться. Вали отсюда. Поработаешь в Манеже. Знаешь, в Высоково?

«Работа! Наконец-то! Меня не выгоняют!»

Сердце подпрыгнуло от радости, но вид на всякий случай Женя по-прежнему сохраняла самый печальный:

— На конюшню ссылаете, барин? Ладно, наше дело холопье. А там что?

Грушин протянул ей конверт:

— Там дело, которого даже ты, крошка, не запорешь. Вот, взгляни. Запись телефонного разговора с мадам, точная формулировка задания и все такое. Деньги на первые десять занятий верховой ездой. Может быть, управишься и раньше, хотя…

Он с сомнением оглядел Женю, и она сочла за лучшее проглотить обидный намек.

— Хорошо. Кстати, я хотела спросить… — Она сделала робкий шажок к столу, но наткнулась на каменный взор и шарахнулась на два шага назад: — Как все-таки насчет полиции? Ведь я, строго говоря, единственный человек, видевший убийцу. Хотя бы издали.