Дженнифер Роу - Агнец на заклание [litres с оптимизированной обложкой]

Берди отвернулась, давая ему шанс собраться с силами.

– Вы по-прежнему считаете, что вашу сестру убил Тревор Лэм? – спросила она, глядя в окно в противоположном конце класса.

– А кто же, если не он? – Голос Филиппа дрогнул. – Его выпустили в связи с отсутствием доказательств. Заявили, будто суд над ним не был объективным. Но это не означает, что он невиновен. Конечно, это Тревор ее убил. Кто же еще?

«Если не Тревор Лэм, тогда…»

Берди провела пальцами по волосам. Внезапно она ощутила усталость. Измученность. Ту самую, о которой говорила Пег Маккан.

– Кто бы это ни был, вам незачем винить себя, Филипп, – сказала она, повернувшись к нему и заставив себя взглянуть в эти полные слез глаза. – Вы же сами понимаете. Ваша мама беспокоилась из-за болезни Дафны. И особенно – из-за беременности. Если Дафну сильно тошнило по утрам, и вдобавок начался грипп…

Филипп покачал головой:

– Мама не знала, что Дафна беременна. Никто из нас не знал. Выяснили позднее. Помню, как странно было это осознавать. Почему-то от этого известия их брак – а он был, в сущности, абсурдом – впервые за все время стал для меня реальностью. Я словно очнулся от сна, услышав об этом. Для меня это означало, что у них все было. Они занимались сексом. Конечно, я понимал, что между ними происходит, но не осознавал это, пока не услышал про ребенка. А потом уже не мог заставить себя забыть. Даже стихи об этом писал. Тревор Лэм и моя сестра вместе в постели. Дафна с большим животом, вынашивающая ребенка Тревора Лэма. А когда он родится, – крошечное существо с глазами Тревора Лэма, с соплями под носом и в отвисшем памперсе, как обычно ходили Грейс и Джейсон, существо, зовущее Энни Лэм бабушкой, грызущее пустые пивные банки… Противно до тошноты.

Филипп посмотрел на Берди – ее лицо подергивалось. Он ждал отвращения и осуждения. Возможно, даже с надеждой.

– Я вас понимаю, – кивнула она, ощущая усталость при виде этого нескончаемого самобичевания. – Вам ведь было всего восемнадцать лет. – Берди взглянула на часы. – Уже четверть десятого. Не буду больше вас задерживать.

Список, наверное, уже на почте, думала она. Не хватало, чтобы кто-нибудь прочитал его. Впрочем, большинство просто не поймут, зачем он нужен.

– Мы начинаем в девять двадцать, – откликнулся Филипп Хьюит. – Точнее, обязаны начинать. Но многие постоянно опаздывают.

– Кстати, от Джейсона Лэма вы сегодня отдохнете, – сообщила Берди. – Он устроил себе выходной. Из-за дяди.

Филипп стал перебирать бумаги на своем столе.

– А разве вы не хотите узнать про вчерашнюю ночь? – спросил он.

В дверь постучали. Девчушка с веснушчатым носом и рыжеватой челкой заглянула в класс.

– Еще пять минут, Люси, – произнес Филипп.

Девчушка кивнула и скрылась за дверью.

– Она одна из лучших, – объяснил он. – Далеко пойдет. Так вы хотите узнать про вчерашнюю ночь или нет?

Почему-то Филиппу не терпелось поговорить о недавних событиях. Берди заподозрила, что ему хочется что-то сообщить ей. Вероятно, что-нибудь унизительное. О чем ей неприятно слушать. Но поддержать и выслушать его необходимо: с Тоби он вряд ли станет откровенничать. С другой стороны, Тоби переменил свое мнение о Хьюитах. Но рано или поздно он доберется и до Филиппа. Не оставит камня на камне.

«Любого можно вывести из себя» – так она сказала Джуду. Кажется, это было давным-давно. А на самом деле только вчера.

– Вы же видели, что случилось в пабе? – спросил Филипп. – Вы находились там.

Берди кивнула, с нетерпением ожидая, когда сможет уйти.

– Я был сильно пьян. За ужином поссорился с отцом. Нет, не из-за Тревора Лэма – из-за ягненка. Того, которого он запер в сарае. Я просил отпустить его. Только одного. Этим вечером. В память о Дафне. – Его губы задергались. – Я повел себя по-дурацки. Как в мелодраме. Глупо было надеяться, что отец поймет. Даже упоминать о Дафне не следовало. Он никогда о ней не говорит. Отец назвал меня слюнявым придурком. Так и сказал. И я ушел. Направился в паб и напился. А потом стал задираться к Тревору Лэму. Ну и потерпел очередное постыдное фиаско. Как во всем, что я делаю. Я вернулся домой. Мама была одна, сидела в гостиной, в темноте. Отец укатил в Ганбаджи. Видимо, к женщине, которая у него там. Разумеется, маме он об этом не говорил. Но она знала. Как представлю, что отец бросил ее одну вчера вечером…

«И ты бросил, выставив себя на посмешище в пабе».

Почти мгновенно, словно Берди высказала эту мысль вслух, Филипп повторил ее: