Джеймс Баллард - Автокатастрофа

Палату пересек врач-блондин, кивнув Кэтрин. Она отвернулась от меня, обнажив при этом бедра вплоть до самого выпуклого лобка, что дало возможность вычислить сексуальный потенциал этого молодого врача. Я заметил, что она была одета скорее для приятного ужина с администратором авиалинии, чем для посещения больного мужа. Позже я узнал, что в аэропорту ее донимали офицеры полиции, расследующие случаи смерти на дорогах. Очевидно, авария и любые возможные обвинения в непреднамеренном убийстве, предъявленные мне, делали ее чем-то вроде знаменитости.

– Эта палата предназначена для жертв авиакатастрофы, - сказал я Кэтрин. - Кровати ждут.

– Если наш самолет в субботу спикирует, ты сможешь проснуться и увидеть меня на соседней койке.

Кэтрин осмотрела пустые кровати, возможно, представляя каждую возможную травму.

– Завтра ты уже встанешь. Они хотят, чтобы ты ходил. - Я уловил ее сочувствующий взгляд.

– Бедняга. За что тебя так? Может, ты с ними поссорился?

Я пропустил это замечание мимо ушей, но Кэтрин добавила:

– Жена погибшего мужчины - врач, доктор Елена Ремингтон.

Скрестив ноги, она погрузилась в процесс прикуривания сигареты, чиркая незнакомой зажигалкой. У какого нового любовника она одолжила этот уродливый механизм, явно мужской? Сработанная из гильзы авиаснаряда, она больше напоминала оружие. Уже много лет я наблюдаю за связями Кэтрин, они проявлялись буквально в течение нескольких часов после ее первого полового акта с новым партнером. Я просто отмечаю любые новые физические или душевные штрихи - внезапный интерес к какому-нибудь третьесортному вину или кинорежиссеру, новый поворот курса в водах авиационной политики. Часто я мог угадать имя ее последнего любовника задолго до того, как она выдавала его в кульминации нашего совокупления. Эта дразнящая игра нужна была нам обоим. Лежа вместе, мы воспроизводили случайную встречу, от первых слов на вечеринке в аэропорту до самого соития. Кульминацией этих игр было имя последнего партнера по прелюбодеянию. Умалчивание до последнего о факте существования любовника всегда заканчивалось наиболее изысканным оргазмом для нас обоих. Было время, когда я чувствовал, что эти связи служили лишь для того, чтобы поставлять сырье для наших эротических игр.

Глядя, как дым ее сигареты расстилается над пустой палатой, я спрашивал себя, с кем она провела последние несколько дней. Возможно, мысль о том, что ее муж убил другого человека, придала неожиданное величие ее прелюбодеянию, которое совершилось, вероятно, на нашей кровати возле тумбочки с серебристым телефоном, принесшим первые известия о моей аварии. Так элементы новых технологий стали связующими звеньями в нашей страсти.

Раздраженный шумом аэропорта, я присел, опершись на локоть. Из-за синяков на груди мне было больно дышать. Кэтрин глядела на меня взволнованно, очевидно, чувствуя, что я могу умереть прямо у нее на глазах. Она вставила мне в рот сигарету. Я неуверенно затянулся дымом с привкусом герани. Теплый кончик сигареты со следами розовой помады, поднесенный к моему рту уникальным телодвижением Кэтрин, навеял забытый мною в феноловом духе больницы аромат воспоминаний. Кэтрин потянулась за сигаретой, но я ухватился за нее, как ребенок. Лоснящийся, чуть липкий фильтр напоминал мне о ее сосках, слегка подкрашенных помадой, которые я прижимаю к лицу, к рукам, к груди, воображая, что на месте их отпечатков остаются раны. Однажды мне снился кошмар, будто бы она дает жизнь ребенку дьявола, а из ее набухших грудей брызжет разжиженный кал.

В палату вошла темноволосая медсестра-студентка. Улыбнувшись моей жене, она откинула одеяло и взяла у меня между ног бутылку с мочой. Оценивая уровень ее содержимого, она набросила одеяло обратно мне на ноги. На конце моего пениса сразу же задрожала капля; я с трудом контролировал сфинктер, онемевший от анестезии. Лежа с ослабленным мочевым пузырем, я спрашивал себя, почему после этой трагической аварии, повлекшей за собой смерть неизвестного молодого человека - его личность, несмотря на все вопросы, на которые мне ответила Кэтрин, оставалась для меня загадкой, словно на беспричинной дуэли я убил анонимного оппонента, - все женщины, окружавшие меня, обращали внимание только на наиболее инфантильные части моего тела. Медсестры, которые выливали мою мочу и обрабатывали кишки хитроумными приспособлениями клизм, которые доставали мой пенис из ширинки пижамы и поправляли дренажные трубки на моих коленях, которые снимали гнойные повязки с черепа и вытирали мне рог жесткими руками, эти накрахмаленные женщины, исполняющие каждая свою роль обслуживающий персонал моих отверстий, напоминали мне тех, кто ухаживал за мной в детстве. Медсестра-студентка двигалась вокруг моей кровати - упругие бедра под льняным халатом, - не сводя глаз с эффектной фигуры Кэтрин. Подсчитывала ли она, сколько любовников было за время, прошедшее после аварии, у Кэтрин, возбужденной странной позой своего мужа на этой кровати, или - более банально - стоимость ее дорогого костюма и драгоценностей? Кэтрин же совершенно откровенно разглядывала фигуру девушки. Она с нескрываемым интересом оценивала очертания бедер и ягодиц, груди и подмышек и их связь с хромированной арматурой спин на моих ногах - абстракционистской скульптурой, созданной для того, чтобы подчеркнуть изящество ее фигуры. Сознание Кэтрин было опутано интересными лесбийскими нитями. Часто, когда мы занимались любовью, она просила, чтобы я представил ее в отношениях с другой женщиной, например, с ее секретаршей Карен, неулыбчивой девушкой с серебристой помадой, которая на рождественской вечеринке у них в офисе беспрестанно неподвижно глядела на мою жену, словно гончий пес, предвкушающий сладость случки. Кэтрин часто спрашивала меня, как бы ей позволить Карен совратить себя. Я посоветовал ей вместе с девушкой сходить в универмаг и попросить Карен помочь выбрать нижнее белье. Я ждал их среди вешалок с ночными рубашками возле примерочной, время от времени бросая взгляд за занавеску, и видел их вместе, их тела и пальцы, вовлеченные в мягкую технологию грудей Кэтрин и фасонов бюстгальтеров, разработанных для того, чтобы подчеркнуть то или иное достоинство предмета женской гордости. Карен чрезвычайно ласково прикасалась к моей жене, легонечко притрагиваясь кончиками пальцев сначала к плечам возле розовых желобков, оставленных бельем, потом к спине, где в кожу впечатался медальон металлической застежки лифчика, и наконец, к ложбинке между упругими грудями Кэтрин. Моя жена стояла почти в трансовом состоянии, бормоча что-то себе под нос, когда указательный палец Карен касался ее соска.