— Может быть, стоит взломать дверь? — задала нелепый вопрос Дарлинг.
— Не стоит. Исмаэль позаботится о своей сестре. На него можно положиться.
— Но…
— Сегодня я уже видела его на кухне. Он варил овсянку. Вряд ли для себя.
— Вы говорили с ним?
— Разговоров он сейчас избегает. Это и понятно. Нужно дать ему время, чтобы хоть как-то справиться с ситуацией.
— Наверное, вы правы.
В отличие от Анн-Софи, Дарлинг не видела Исмаэля на кухне: просто потому, что старается не заходить туда, а если и заходит, то визит длится не больше нескольких минут, необходимых для того, чтобы утащить банку тоника или уже начинающий гнить банан. Воспоминаний о прозекторском столе ей хватит надолго, они уже сейчас преследуют ее, настойчиво лезут в голову и настигают в самых неподходящих местах. И всякий раз на этом столе хоть кто-то да оказывается. Чаще всего — Даша , чье тело сплошь состоит из височных проломов и черных, забитых глиной дыр. Зрелище, которое разыгрывается в воображении Дарлинг, явно не для слабонервных: на Даша нет живого места, как не было живого места на Джин, извлеченной из пыльного автомобиля на одиннадцатые сутки после смерти. Чуть лучше обстоят дела с Шоном: он всего лишь покрыт синяками. Но — в отличие от реальности, где синяк был расплывчатым и ничем не примечательным пятном на груди, — синяки, всплывающие в воображении, несут в себе массу смыслов. Они то и дело трансформируются в буквы и цифры, из которых легко сложить адрес, украденный вместе со стикером с передней панели холодильника:
COTONOU, RUE DU RENOUVEAU, 34.
Остался ли в доме хоть кто-то, кто побывал там, в таинственном Cotonou, на таинственной rue ? Или собирался побывать и даже забронировал номер в ближайшей к rue гостинице, и это сочетание букв и цифр для него никакая не загадка?..
Время от времени прозекторский стол занимает третий из мертвецов: Амаку. Тот самый, который когда-то убивал бесшумно, но по прошествии лет потерял хватку и — так же бесшумно — был убит сам. Или умер от старости, или умер от отчаяния, потому что не смог защитить хозяйку, — к этой версии и склоняется Дарлинг, которой гораздо проще строить догадки относительно животных, чем относительно людей.
Иногда, когда Дарлинг чувствует, что ужасы, толпящиеся в голове, вот-вот раздавят ее, прозекторский стол проявляет милосердие и остается пустым. Но то, что приносит облегчение в первую минуту, во вторую — удручает, да и выглядит неестественно: по большому счету мертвецки-белый кафель не должен пустовать. Вот и приходится, напрягая истончившееся воображение, заполнять его первым, что подвернется под руку: африканскими божками, бутылками коньяка Chabasse и Camus Cuvee, сигарными коробками и даже саксофоном, когда-то принадлежавшим Кристиану, а теперь принадлежащим Исе. И даже свежеизданной книгой Тео, прочитать название которой никак не удается — она всегда лежит вниз лицом. Зато на задней странице обложки можно лицезреть самого Тео — в широкополой, вымокшей от пота шляпе и такими же мокрыми щеками и подбородком.
Тео особенно неприятен Дарлинг, вот уж кого она хотела бы видеть меньше всего, хотя бы и в своем воображении.
Да и с другими персонажами — людьми, животными и предметами — оно мирится с трудом. Достичь идиллии (какая, к примеру, обычно сопутствует испанскому певцу тлена и запустения Саорину) не удается, Дарлинг все время что-то мешает.
Реальность.
Реальность огромного дома, где можно бродить часами, а можно часами сидеть где-нибудь в углу, уставившись в одну точку. Наверное, этим все и занимаются за закрытыми дверями своих комнат. Все, за исключением вечных бодряков и оптимистов Анн-Софи и Зазу. Анн-Софи оккупировала террасу второго этажа; Анн-Софи увлечена чтением — или делает вид, что увлечена. У кресла, где она сидит, сложена целая стопка книг — одна толще другой. Зазу (если он не занят приготовлением прохладительных напитков для жены или вдохновенным ее созерцанием с разных точек террасы) околачивается у телевизора, который настроен на спортивный канал.
Звук у телевизора отключен.
Где прячется Кристиан — неизвестно, вряд ли там же, где коты-ориенталы. Со времен их так и не состоявшегося разговора о безобидном поступке, на поверку оказавшемся дурнопахнущим дерьмом, Кристиан избегает Дарлинг. Несколько раз она видела его удаляющуюся спину, а однажды и вовсе застывшую. Все произошло в тот самый момент, когда Дарлинг намеревалась спуститься в кухню за очередным подгнившим бананом. И, спустившись, обнаружила Кристиана стоящим у большой каменной змеи: брат-близнец что-то искал в разверстой змеиной пасти (рука скрылась в ней едва ли не по локоть), но, так ничего и найдя, побрел под дождь, вон из дома.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу