Виктория Платова - После любви [litres]

О нет, нет! Доминик больше не трусишка, что же касается пункта назначения…

Cannoe Rose, я намерена отправиться прямо туда. Просто так, без всякого умысла. «Cannoe Rose» – место, где бывал убитый Фрэнки и, возможно, бывала Мерседес. И, возможно, кто-то еще.

Алекс, например, что-то я давненько о нем не вспоминала.

В «Cannoe Rose» когда-то курили гашиш. В «Cannoe Rose» торговали героином. В его окрестностях снимали фильмы о том, что случается после любви. Там происходило множество странных вещей, там совершались ритуальные убийства и убийства на почве расовой ненависти, мой случай – не самый тяжелый.

В конце концов, я смогу там перекусить и выпить чашку кофе. И чего-нибудь покрепче, раз джин имени Shirley Loeb пролился мимо моего рта.

«Пункт назначения» – в компьютерном голосе нет никаких оттенков, но кажется, он озадачен моим затянувшимся молчанием. Я вынимаю из сумки красную спичечную картонку, нахожу отпечатанный мелкими буквами адрес «Cannoe Rose» и впервые произношу его вслух:

– Ру Лепик.

Картинка на экране претерпевает существенные изменения, судя по всему, идет построение списка улиц, по которым я должна проехать, чтобы добраться до ру Лепик. Учтены мельчайшие подробности, повороты направо, повороты налево, движение по кругу, минимальный прямой отрезок (Place Blanche) составляет двадцать метров, максимальный (Boulevard de Courcelles) – около полутора километров.

Для того чтобы добраться до ру Лепик, мне понадобится двенадцать минут при оптимальном раскладе. Именно эта цифра стоит в summary [42], выданной бортовым компьютером.

Компьютеры не лгут, в отличие от людей. В отличие от жрецов путеводителей, с одним из них я знакома лично, это он продал мне завалящую, хотя и претендующую на афористичность фразу: «В Этом городе всегда попадаешь туда, куда необходимо попасть. Пусть даже кружным путем». Я поеду прямым, и он составит двенадцать минут.

Плюс-минус. Плюс-минус.

– Ну и кто кого будет везти? – задаю я риторический вопрос компьютеру. – Может, сам будешь крутить руль и жать на педали?

Такого счастья мне не обломится – это ясно по тишине в наушниках. Выждав секунду, я вытаскиваю сигарету из пачки, прихваченной у Мерседес, и отрываю спичку от картонки «Cannoe Rose».

– Не возражаешь, если я закурю?

Компьютер не возражает, он настроен вполне благожелательно, более того – стоит мне только сделать первую затяжку, как из нижней части панели (она расположена против коробки переключения скоростей) выскакивает пепельница. Вот это сервис!..

– Очень галантно. Я потрясена. Честно.

Алекс, Алекс, Алекс.

Прежде чем тронуться с места, я пытаюсь вызвать в памяти его чертовски красивые глаза, и безмятежные губы, и безмятежное тело со всеми перепадами высот и глубин – и, округлив рот, выдуваю кольцо.

Вернее, мне только кажется, что это – кольцо. Мне хотелось бы думать, что это – кольцо, ведь Алекс поразил меня по-настоящему, освободил от липких объятий прошлого, встряхнул, заставил поверить в то, что жизнь не кончена и не разбилась, как разбиваются волны о берег в черте городского пляжа Эс-Суэйры – и вкус к ней может вернуться в любой момент. Так и произошло, а о плате за прозрение я предпочитаю не вспоминать.

Не сейчас. Может быть – потом, но не сейчас.

Я могу думать все, что угодно, и сколь угодно долго уговаривать себя – вместо кольца по салону плывет нечто невразумительное, до идеальной формы этим жалким полоскам дыма далеко. Ширли соврала мне или так до конца и не раскрыла секрет. Никто и никогда не раскрывал мне никаких секретов, а если раскрывали – то это оказывались вовсе не те секреты, которые бы мне хотелось хранить. И передавать кому-то в редкие минуты откровений.

Пора ехать, иначе двенадцать минут до ру Лепик трансформируются в час двенадцать, или в два двенадцать, или в двенадцать часов. Я тихонько жму на педаль газа (неизвестно, чего стоит ожидать от этой тачки) и – вот проклятье! – автомобиль срывается с места, за секунду набрав скорость, какую мой марокканский рыдван набирал за несколько минут – и то после долгих уговоров, понуканий и угроз наслать на него немилость Всевышнего. Последние, как правило, остаются без ответа, у груды металлолома на колесах и у меня – разные религии. И Всевышние – тоже разные.

Тачка Мерседес – совсем другое дело. С такой не рискнул бы связаться ни один бог, легкое прикосновение к рулю заставляет ее сделать полицейский разворот: я слегка прихожу в себя под оглушительный скрип покрышек, вынесенная почти на середину улицы. Первый урок, полученный мной за крошечный отрезок времени и расстояния: