Георгий Ланской - Синий лед

— Это? Это? Это такое, Ликушка, такое!!! Бог мой, в такой невзрачной оболочке, такое сокровище!..

После слова «сокровище» Коростылев вдруг словно осознал, с кем говорит, потому что торопливо сжал камень в кулаке, и непривычно ласково сказал:

— Ты, деточка, пожалуй домой иди. И салон закрой.

— Так ведь середина дня… — беспомощно произнесла Лика.

— Ну и что? — суетливо произнес он и стал подталкивать ее к выходу за локоток. — Вон, снегопад какой, никто не придет сегодня уже, а придут, я сам открою. Иди, Лика, и не болтай особо. А я тебе к концу месяца премию выпишу, тыщ пять. Или даже шесть.

— Пять или шесть?

От возмущения у Лики потемнело в глазах. Пять тысяч? Пять вшивых тысяч за камень стоимостью минимум в миллион, причем не рублей, а долларов?

Кажется, на ее лице что-то такое пронеслось, и антиквар это «что-то» уловил, потому что немедленно посуровел лицом и строго велел:

— Иди, Лика!

Она и ушла, вывалилась в снег, наматывая шарф прямо на ходу, захлебываясь слезами злости и обиды. Боже, боже. Пять тысяч ей, нашедшей тайник. Да кабы не она, фигу бы антиквар обнаружил камень, спихнул шкатулку вместе с сокровищем какому-нибудь лоху, и знать бы не знал, что упустил. По справедливости, он должен отдать ей половину. Ах, какая несправедливость, что он не вошел в кабинет на пару минут позже. Она наверняка успела бы прибрать находку к рукам, и даже выплатила бы ему штраф за разгромленный раритет, а потом бы тихо смылась с находкой куда-нибудь в Арабские Эмираты, где ценят блондинок с желтыми глазами, и таким богатым приданым.

Телефон запиликал в кармане пуховичка. Глотая слезы, Лика не глядя приложила трубку к уху и, услышав знакомый голос, сказала, всхлипывая.

— Алло… Домой иду. Этот старый хрен вытолкал меня взашей. Приду домой, расскажу. Ты не представляешь, что сегодня я нашла в одном из экспонатов.

Майора Кирилла Миронова на вокзал дернули среди ночи, когда он сладко посапывал в дежурке, скрючившись на топчане под стареньким армейским одеялом. В дежурке было прохладно и шумно от трезвона телефонов, невнятного воя раций и сирен, хлопанья дверей и разговоров оперативников. Но Кирилл давно научился спать в любое свободное время, не обращая на мелочи внимания. Вечер и без того был хлопотным. Наряд выехал на поножовщину, ерунду, не стоящую особого внимания, подумаешь, передрались муж с женой, да начали пластать друг друга кухонными ножами, эка невидаль. Другой наряд сигнализировал о найденном жмуре: бомже, то ли замерзшем, то ли откинувшемся по естественной причине. Ну, и напоследок, перед тем, злосчастным вызовом на вокзал, опергруппа выехала на труп. Неизвестный самоубийца сиганул с крыши, разбросав мозги на тротуаре перед окнами.

Ни на одно из происшествий Миронов сам не поехал — вот еще! Не мальчик бегать, да и контролировать происходящее требовалось. Насчет контроля — это он себя так оправдывал. На самом деле тащиться куда-то в стужу и метель просто не хотелось. Несмотря на сегодняшнее дежурство, назавтра все равно предстояло выходить на работу. Начальство объявило очередное усиление, отменив выходные и отпуска. Так что когда дежурный потряс Кирилл за плечо и сообщил о двойном убийстве в вагоне пригородной электрички, Кирилл не обрадовался, понимая, что сейчас точно придется ехать.

Машина на сей раз не капризничала, завелась сразу, дай бог здоровья мастеру. Так что до вокзала, по пустым ночным улицам, Кирилл долетел с ветерком, отчаянно зевая и сожалея, что не додумался хотя бы кофейку хапануть перед выездом. Чтобы не уснуть, он включил музыку погромче. В динамиках стонал погибший шансонье, застреленный грабителями у себя дома, что теперь придавало его песням большую чувственность и пророческую жуть. Словно знал этот грузный мужчина, с небогатым голосом и кривоватыми текстами, что до старости не доживет, и получит пулю в спину, пытаясь защитить свою жену, дом и собственную жизнь.

Ольга, жена Кирилла, шансона не признавала, и всячески сопротивлялась тому, чтобы такая музыка вообще звучала в доме, оттого погибший шансонье со всеми своими альбомами был навеки изгнан в машину, да и там звучал лишь в отсутствии супруги.

— Нахватается сын блатной романтики, вперемешку с ментовским фольклором, и сам таким же станет, — пророчила она. — Глазом моргнуть не успеем, как будет по фене ботать.

— Ты же за десять лет не начала, — огрызался Кирилл.

— Я — взрослая женщина. А он пацан семилетний.