Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

Я свернула к кассам. Шла не оборачиваясь, пока не поравнялась с небольшой очередью. Здесь я почувствовала себя в безопасности.

Обернувшись, я увидела спину Линды. Она выходила в стеклянные двери, ведущие наружу.

— Что случилось? — спросила у меня за спиной Бенита. — Вид у тебя такой, будто за тобой гнались.

Я попыталась успокоить дыхание.

— Ничего, — ответила я. — Ничего не случилось.

Я не знала, что и подумать.

— Ты это серьезно? — восклицаю я, когда Винни-Пух приносит мне книги. — Эта какая-то жутко толстая.

— Это проект, — говорит он и рассказывает, что мне предстоит написать эссе.

— Что это за хрень?

Терпеть не могу, когда люди кидаются словами, которых я не понимаю.

— Спокойно, к этому мы еще подойдем.

Я смотрю на него исподлобья, стараюсь всем видом показать, будто мне совсем не нравится эта идея, но все это, конечно, просто шоу, и он это знает, потому что продолжает как ни в чем не бывало:

— «Преступление и наказание». Шестьсот сорок шесть страниц о России девятнадцатого века.

— Короче, — бормочу я, листая книгу большим пальцем, — если бы мне предложили выбирать между тем, чтобы прочесть вот это или страдать болезненными месячными две недели подряд…

— Тебе понравится.

— Хорошо, я прочту. Чтобы хоть ненадолго забыть о запахе. К тому же мне тут все равно больше нечем заняться.

Винни-Пух улыбается мне.

— И вот эту, — говорит он, указывая пальцем еще на одну книгу.

Она называется «Тереза Ракен» — тоже девятнадцатый век, но в ней всего лишь сто девяносто пять страниц, чуть больше, чем в обычном каталоге «H & M».

— Пожалуй, я начну с нее.

Пока я читаю предисловие и первую главу, Винни-Пух сидит и что-то бормочет себе под нос, уткнувшись в одну из своих папок. Половина его жизни проходит в этих папках.

Книга довольно скучная, бесконечные описания Парижа, и мои мысли вскоре улетают куда-то. Скосив глаза, я смотрю на Винни-Пуха, который открывает свой пенал с разноцветными зверюшками. Мне приходит в голову, что я почти ничего о нем не знаю.

— Сколько у тебя детей? — спрашиваю я.

— Одна дочь, — отвечает он с удивленной улыбкой. — Ловиса.

— Почему?

Вид у него растерянный.

— Потому что это красивое имя. У моей жены тетушку звали Ловиса.

— Нет-нет, я не об этом. Я хочу сказать — зачем ты завел детей?

— Что? — восклицает он с такой наигранно широкой улыбкой, которая явно призвана скрыть страх и неуверенность.

— Или это произошло по ошибке? Презерватив порвался?

Улыбка на лице Винни-Пуха тут же гаснет.

— Вовсе не по ошибке, — бормочет он. — Я всегда хотел иметь детей. Казалось, мы созрели. Я… даже не знаю.

Я закатываю глаза:

— Знаешь, Винни-Пух, у меня есть одна теория.

— Не сомневаюсь, — вздыхает он.

— Мне кажется, многие заводят детей ради самих себя. Типа когда все серо и скучно, едешь в город и покупаешь себе новую помаду, чтобы настроение улучшилось.

— Ты сравниваешь рождение детей с покупкой помады?

— Да, я знаю, сравнение хромает, но ты понимаешь, что я имею в виду. Народ заводит детей, чтобы улучшить себе настроение, укрепить уверенность в себе, развеять скуку — в общем, по всяким таким причинам.

— Или потому, что это главное событие в жизни человека, самая прекрасная форма любви. Смысл жизни.

— Боже мой, Винни-Пух. Смысл жизни? Что за…

Он с улыбкой качает головой и снова утыкается в свои папки.

— А у вас будут еще?.. — спрашиваю я.

— Еще — что?

Винни-Пух делает вид, что занят чтением.

— Еще дети. Вы с твоей девушкой… или женой… вы собираетесь заводить еще детей?

— Думаю, да. Думаю, для ребенка хорошо иметь братика или сестричку.

Он по-прежнему не смотрит на меня.

— Мои родители тоже так считали. Несколько лет подряд они трахались, как кролики, чтобы сделать еще ребенка. Не получилось. Не знаю — может быть, Бог был не вполне доволен тем, как они обращались с тем ребенком, который у них уже есть. Иногда мне кажется, что половина моего детства вертелась вокруг этого самого братика или сестрички, которые так и не состоялись.

Винни-Пух поднимает голову над папкой:

— Это, конечно, трагедия.

— Больше всего на свете мне хотелось, чтобы мы просто жили дальше. Ведь у нас уже была семья.

— Понимаю.

— Не поступай так со своей девочкой, малышкой Ловисой, — прошу я. — Обещай мне.

— Обещаю.

Винни-Пух объясняет мне, что эссе — это прозаический текст на какую-то конкретную тему, написанный в свободной манере.