Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

— Что происходит? — спрашивает Адам, глядя на меня округлившимися глазами.

— Уголовное дело прекращено. — Только когда я произношу это вслух, до меня доходит смысл. — Стелла свободна!

В следующую секунду Микаэль встает и обнимает Стеллу. Люди, сидящие на местах для слушателей, начинают двигаться. Всем вдруг становится жутко некогда. Рослый охранник надувает грудь и смотрит по сторонам ястребиным взглядом. И я наконец способна осознать, что все это происходит на самом деле.

— Стелла! — кричу я, пробиваясь между стульями, прохожу мимо строгого охранника, мимо Микаэля, который улыбается мне едва ли не со слезами на глазах.

Я иду, как по мосту, перекинутому через все плохое, что было раньше, через тоннель сияющего света и падаю в объятия Стеллы.

За нами раздается удивленный голос Адама:

— Это правда? Что произошло?

— Цепочка улик рассыпалась, — отвечает Микаэль с такой гордостью в голосе, что можно подумать, будто это в первую очередь его заслуга. — После твоих и Амининых свидетельских показаний возникло чересчур много сомнений. Они были вынуждены освободить Стеллу.

Адам смотрит на Микаэля.

— Прошу прощения, что сомневался в тебе, но ведь я ничего не знал, — произносит он. — Теперь я понимаю, чтó ты сделал для нашей семьи.

Микаэль выглядит ошарашенным. Он кивает Адаму, а когда потом бросает взгляд в мою сторону, я замечаю у него на губах улыбку. Похоже, он наслаждается моментом. Так вот почему он все это делает!

— Прости меня, Стелла, — говорю я, убирая с ее лица прядь волос.

— За что?

— За это. За все.

Она смотрит на меня долгим взглядом. Моя девочка. Я обнимаю ее и не хочу больше отпускать. Ее сердце стучит у моей груди, наши глаза снова встречаются, и меня охватывает почти забытое ощущение покоя.

— Мама, — шепчет она.

Не имеет значения, сколько ей — девятнадцать лет или четыре недели. Она всегда будет моим ребенком.

Ради нее я готова на все.

— Я люблю тебя, мамочка.

Я пытаюсь ответить, но в горле стоит ком. Словно пробка из чувств. Многолетняя тоска, не имевшая выхода. И когда плотина прорывается, кажется, все мое тело превращается в воду.

Время останавливается, пространство не имеет значения. Мы соединяемся в вечности — моя доченька и я. Медленно наклонившись ко мне, она шепчет мне на ухо:

— Правда, я выбрала хорошего адвоката?

Когда Стелла отодвигается от меня, я вижу в ее глазах свое отражение. Она поворачивается к отцу.

Адам выглядит раздавленным. Словно что-то важное в нем сломалось.

Слишком часто я его предавала. Если Адам узнает обо мне и Микаэле… Это невозможно будет исправить.

Микаэль снова улыбается мне. Я поворачиваюсь к Стелле.

— Спасибо, — шепчет она папе.

Адам плачет, как ребенок. Не скрываясь и не пытаясь сдерживать слезы, без малейшего стеснения.

Стелла протягивает руку, чтобы прикоснуться к нему. Адам следит взглядом за движением ее пальцев, которые прикасаются к его коже. Тонкие волосинки у него на руке поднимаются дыбом.

— А теперь у тебя на сердце хорошо? — спрашивает Стелла.

Позвонив в квартиру Криса и приложив ухо к двери, я снова сбежала вниз по лестнице. Сев на велосипед, я бессмысленно крутилась по кварталу, пытаясь собраться с мыслями. Действительно ли Линда Лукинд преследовала меня, или мне все это почудилось? Может быть, я схожу с ума?

Я всегда была не такой, как все, и никогда не узнавала себя в других. А что, если все это время я шла к этому — к психозу, для которого требовался лишь толчок, чтобы расцвести буйным цветом?

Сделав несколько кругов, я поставила велосипед у гимназии и села на скамейку. Ноги у меня тряслись, кровь стучала в висках. Я не могла уехать домой, бросив Амину в беде.

В сотый раз я перечитала ее сообщение.

Все ок. Сплю. Увидимся завтра. <3

Сердечко в конце я могла допустить. Но ок ? Точки в эсэмэске? Нет, не верю. Нетерпеливо пролистав километры сообщений, которые мы посылали друг другу, я убедилась, что Амина никогда не ставит точку в конце. Эту эсэмэску писала не она.

Должно быть, это Крис. Он не отвечает на мои звонки и эсэмэски. А что, если Линда Лукинд все же рассказала правду? Вдруг Крис держит Амину взаперти? Или еще того похуже…

Я нервно ходила туда-сюда по улице, заглядывала в школьный двор, поднималась к дорожной развязке и возвращалась обратно. Пробравшись вдоль живой изгороди, я снова оказалась рядом с домом, где жил Крис. Я стояла и смотрела на его окна, пока не заметила какую-то тень в окне соседней квартиры, после чего поспешила обратно к школе. Как только я останавливалась, садилась или прислонялась к дереву, по всему телу бежали мурашки — словно крошечные лапки семенили по коже, и меня начинало трясти, тогда я снова вскакивала, чтобы куда-то идти.