Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

— Мы со Стеллой не всегда ладили, — продолжает Адам. — Бывало по-всякому. Периодами — очень тяжело.

Микаэль дает ему возможность развить свою мысль, и Адам чуть заметно опускает голову.

— Родительская роль — самая трудная. Конечно же, много раз я оказывался не прав. У меня было множество своих представлений и надежд, как все будет. Каким я буду отцом, какой Стелла будет дочерью. Как будут выглядеть наши отношения.

— Все вышло не так, как вам хотелось бы? — спрашивает Микаэль.

— Думаю, проблема не в том, что получилось, а в том, чего я ожидал. Мне трудно было принимать некоторые вещи, которые Стелла выбирала в жизни. Иногда забываешь, каково это — быть подростком.

Я смотрю на председателя суда. Вижу в глазах Йорана Лейона искорку понимания. У него тоже дети-подростки.

— Адам, — продолжает Микаэль, — не могли бы вы рассказать, что произошло в тот вечер пятницы?

Адам чуть-чуть оборачивается, чтобы видеть Стеллу. Я подаюсь вперед, чтобы увидеть выражение его лица.

Адам не произносит ни слова. Почему он молчит?

Разумеется, я должна была сообщить ему больше, но я боялась, что он не поймет или же его высокие моральные принципы станут преградой.

А что, если уже поздно? Если он изменит свои показания, возьмет все назад? Это будет катастрофа.

— В тот день я работал допоздна, — говорит он, растягивая слова.

Дрожащим голосом он рассказывает о похоронах молодого человека. Неделя выдалась тяжелая, и в пятницу Адам чувствовал себя усталым и подавленным. После работы он приготовил ужин, мы поиграли в игру на диване, а потом пошли спать.

— Вы знали, где в тот вечер была Стелла? — спрашивает Микаэль.

— Она сказала, что собирается встретиться с подругой, Аминой Бежич.

— Хорошо, — спокойно произносит Микаэль. — Стало быть, вы с женой легли до того, как Стелла вернулась домой?

— Точно так.

— Сколько было времени?

Я приподнимаюсь на стуле.

Адам, умоляю тебя! Подумай о семье!

— Около одиннадцати, — отвечает он. — Я не смотрел на часы.

— Вы сразу же заснули?

— Нет, я пролежал без сна несколько часов.

— Несколько часов?

— Да.

Я быстро отпиваю глоток воды, но мне не удается хорошо завинтить крышку, я проливаю воду себе на колени и вытираю рукой. Бородач косится на меня.

— Вы не спали, когда Стелла вернулась домой в тот вечер? — спрашивает Микаэль.

Я еще больше подаюсь вперед. Адам поднимает подбородок, так что его пасторский воротничок сияет белизной невинности прямо в глаза суду.

— Я не спал, когда она вернулась, — отвечает он.

Голос звучит громче. Четко и ясно. Я откидываюсь на стул.

— Вам известно, сколько было времени? — спрашивает Микаэль.

— Было без четверти двенадцать. Я посмотрел на часы, когда услышал, что она пришла.

Одна из присяжных подносит руку ко рту. Остальные члены суда сидят молча, уставившись на Адама.

— И вы совершенно уверены, что было без четверти двенадцать? — спрашивает Микаэль.

— Совершенно уверен. Клянусь Богом.

— Как ты можешь быть так уверен? — спросила я Адама.

Это был его любимый конек: всегда во всем сомневаться. Но теперь для нюансов уже не оставалось места. Он принял решение.

— Все будет замечательно. Ты будешь лучшей мамой на свете.

Все мои опасения он просто отбрасывал. Мой страх, по мнению Адама, был совершенно естественным. Когда мы станем родителями, нам придется во многом перестроиться и наша жизнь изменится навсегда. Нет ничего странного в том, что я сомневаюсь и что мне не по себе.

Строго говоря, мы были слишком молоды, чтобы заводить детей. Я только что получила место помощника судьи, а Адам еще вовсю учился. Всего за полгода до этого мы жили в студенческой квартире и проводили по нескольку вечеров в неделю в пабе или на шумных посиделках, но летом нам повезло — мы неожиданно нашли себе однокомнатную квартирку на Норра-Феладен. К тому же Адам был уверен, что управляющая компания согласится подыскать нам двухкомнатную, если у нас в семье случится прибавление.

— Я люблю тебя, — повторял Адам по нескольку раз в день, потом наклонялся и целовал растущий холмик у меня на животе. — И тебя, человечек, который там, внутри.

Постепенно шок от грядущих перемен прошел, сменившись болью в тазовых костях и отеками на ногах. В некоторые дни я вообще оставалась лежать в кровати, чувствуя себя самой большой неудачницей на свете.

Адам окружал меня заботой: поил киселем из шиповника, надевал мне компрессионные чулки, прикладывал к спине разогретые подушечки с рисом и массировал мне плечи. Хотя я и колебалась относительно момента — стоило ли нам заводить ребенка именно тогда, — но ни на секунду не усомнилась в том, что Адам самый лучший отец для моего ребенка.