Анна Данилова - Неаполитанская кошка

И вот в какой-то момент, когда я устала от разговоров и мыслей, связанных с наследством и браком, мне вдруг захотелось, чтобы Миша меня обнял. Это было такое странное чувство, словно я была той самой кошкой, замерзшей среди валунов на набережной Неаполя, и мне хотелось, чтобы меня кто-то взял на колени и приласкал, согрел.

Я, которая еще недавно собиралась договориться с Мишей о платонических отношениях в браке, сама пожелала простого человеческого теплого прикосновения.

И Миша снова почувствовал меня, посмотрел на меня так, как еще никогда не смотрел, молча взял за руку и повел в спальню…

Странное дело, но позже, когда я, выскользнув из постели, заперлась в ванной, мне не хотелось уже, чтобы мой план, точнее, один из вариантов моего плана, сработал — чтобы Миша разочаровался во мне и остыл.

Напротив, мое женское самолюбие требовало поклонения, восхищения и любви, как если бы я по-прежнему была «свежей маргариткой».

Тогда мое сознание было замутнено волнением и страхом потерять самое себя. И если первые минуты нашей близости я чувствовала себя полной любовных сил и уверенности в своей женственности, то позже на меня накатило такое черное облако неуверенности в себе, что мне захотелось, чтобы все это оказалось сном.

Приняв душ, я долгое время просидела на краешке ванны, не зная, что мне делать и как себя вести.

Конечно, был бы там, в спальне, Алекс, все было бы иначе, радостнее. Но теперь на моих подушках возлежал совершенно чужой мужчина, получив от меня все, что он хотел, в течение долгих лет.

Я рассматривала свое отражение в зеркале, и мне казалось, что кожа моя не такая свежая и молодая, и даже мимические морщинки вокруг глаз казались слишком глубокими, чуть ли не старческими!

— Зоя, с тобой все в порядке? — вдруг услышала я и от страха замерла, кажется. У меня тогда даже сердце остановилось.

Надо было выходить и жить дальше.

— Да, все в порядке, — ответила я и, вздохнув, вышла.

И тотчас оказалась в объятиях Гольдмана.

— Ты в порядке? — повторил он свой вопрос, и мне показалось, что он обратился ко мне таким тоном, как обращается к своим пациентам.

— Я здорова, если ты об этом, — сухо ответила я.

Больше всего мне бы хотелось, чтобы он ушел.

— Надеюсь, я не разочаровал тебя? — спросил он, но его довольная улыбка свидетельствовала о том, что он нисколько не сомневается в себе как в мужчине. И что спросил он меня скорее для того, чтобы услышать некое подобие комплимента.

— Все хорошо. — Я высвободилась их его объятий и поспешила на кухню варить кофе.

Я старалась не думать о том, что произошло ночью, и тогда мои мысли устремились к другой, не менее волнительной теме — наследства Алика.

Восклицание Миши о том, что, мол, зачем тебе вступать в наследство, когда «…у меня вполне достаточно денег, чтобы сделать тебя счастливой», тем утром показалось мне не очень-то и убедительным.

К тому же мой жизненный опыт подсказывал, что в этой жизни опасно доверяться и тем более надеяться на мужчин.

Взять, к примеру, Алекса.

Разве могла я предположить, что когда-нибудь он бросит меня, чтобы укатить за границу, чтобы там тайно от меня (и от своей Родины) продавать мозги и талант?

Ведь даже в постели, буквально несколько дней тому назад, он так и не смог дать мне вразумительный ответ, что же произошло на самом деле и, самое главное, почему он не предупредил меня о своем бегстве.

Так, за завтраком мной была возбуждена тема брачного договора, над которым я планировала поработать вместе с каким-нибудь ушлым и умным адвокатом.

Понятое дело, что я не собиралась делиться с Гольдманом своими деньгами, как накопленными и полученными от Алекса и Алика, так и наследственной массой.

Миша с улыбкой согласился.

После чего он предложил мне немедленно отправиться в Москву, чтобы заняться вопросом похорон Алика.

Итак, наш брак с Гольдманом был как бы решен, и в скором времени наверняка он предложит мне заняться подготовкой к свадьбе — призрак белого платья с фатой, как мне казалось, приведет в движение и ту сложную и таинственную систему «неаполитанских» загадок, над которыми я продолжала ломать голову — Алекс, узнав о свадьбе, захлебнется в своей ревности. Ну и пусть!

Мы собрались и отправились с Гольдманом в Москву.

К профессору Ивану Алексеевичу Селиванову, научному руководителю Алекса и Алика, человеку, о котором я слышала многое и которого не уважала, поскольку знала, что он, пользуясь своим служебным положением, присваивает себе чужие идеи, разработки и проекты, я вошла (с разрешения пахнущей кофе секретарши, долговязой девицы в темном платье) едва живая.