Дарья Кожевникова - Опасный танец втроем

— Это точно. Особенно если учесть, что жить-то тебе осталось всего ничего.

— Все под Богом ходим, — пожала плечами Маша, словно не понимая, к чему он клонит. — Ну, так зачем звал-то? Скажешь наконец или нет?

— А и расскажу, — сдался он. — Куда мне торопиться? Лишние полчаса все равно ничего уже не изменят. Да и работу я немаленькую провернул, есть чем похвастаться. Сутки не спал, чтобы тебя, продажную тварь, вывести на чистую воду. Узнал для начала, что ты почти всегда с одним и тем же таксистом ездишь, ну и прижал его наугад. А оказалось — правильно сделал, потому что была у тебя одна поездка, в Сосновку, которая меня на хорошую мысль навела. Взял я тогда забытый в избушке мотоциклетный шлем и попросил одного знакомого пальчики проверить на нем. Что за шлем и в какой избушке — даже не спрашивай, дуру из себя не строй. Потому что пальчики совпали с твоими, один в один! Это ты к Ваканту ездила в Сосновку и улизнуть ему тоже помогла! И скорее всего он потом на твоей даче отлеживался. Застать я его там не застал, врать не буду. Слишком поздно про твою дачу узнал, слишком поздно туда приехал, однако следы от мотоцикла видел у тебя во дворе. Знакомые такие следы. Но мне и без них уже было все ясно еще вчера. Оставался только вопрос о том, а как же ты ухитрилась это все провернуть? В то время как достопочтимый Никифор Львович был уверен, что ты проводишь время со своей мамой?

— И как, выяснил? — поинтересовалась Маша.

— Выяснил! Еще до поездки на твою дачу! Единственное, чего не смог сделать, — это сфотографировать тебя, когда ты сегодня утром возвращалась домой от своего любовника через соседский балкон. Бомжиха твоя помешала. Теперь документально не доказать, что ты дома не ночевала, но я тут подумал и решил, что и без этих снимков сумею обойтись. Потому что сейчас мы к Никифору Львовичу пойдем, и ты сама ему все расскажешь. Без дураков, иначе придется раскручивать тебя на правду самым проверенным способом — мамашку твою сюда притащить. Вначале я сразу хотел ее прихватить, для дачи дополнительных показаний, но потом подумал: если ее тоже укокошим, то кто же тебя на могилку-то будет ходить оплакивать? Опять же мне с ней лишний шум и дополнительная возня, так что доставку я решил отложить. Ведь это дело всегда легко поправимое. Скоро она с работы поедет домой, и можно будет в пути ее сцапать без лишней пыли. Или уже дома, через старухин балкон.

— Не трудись, — как можно спокойнее сказала Маша. Нет, чем бы для нее все ни кончилось, а маму она в это втравливать не должна! У той, возможно, в ближайшее время и так причин для слез будет более чем достаточно! Если она потеряет единственную дочь… — Пойдем! Раз ты так хочешь, чтобы я побеседовала с Никифором Львовичем, будь по-твоему.

— И чтоб без дураков! — предупредил Тимур, озадаченный Машиной решимостью. Не знал, не знал он ее характера! Когда за дорогих ей людей она была способна шагнуть и в огонь и в воду.

— Ты же сам на этом разговоре настаиваешь, — напомнила ему Маша. И — если уж прыгать в пропасть, то лучше с разбега! — пока панический страх не охватил ее с головой, сметая прочь все остальные чувства, двинулась к тому крылу, где сейчас работал в своем кабинете ее престарелый псевдолюбовник. По пути все же лихорадочно пытаясь отыскать возможные варианты спасения.

Никифор был в своем кабинете один. Машу он встретил очень приветливо, а вот завидев за ее спиной фигуру Тимура, нахмурился:

— Ты зачем здесь? Я тебя не вызывал.

— Он со мной, Никифор Львович, — все еще ухитряясь сохранять самообладание, сообщила Маша. — Или я с ним, уж не знаю. Он мне тут сейчас одну интересную историю рассказал и считает, что вам ее тоже захочется послушать, — перехватывая инициативу, она повернулась к Тимуру лицом: — Ну, давай, выкладывай.

Тимур, похоже, такого поворота событий не ожидал, однако не растерялся.

— Ну что ж, могу и я это сделать. Хотя мне бы хотелось, Никифор Львович, чтобы ваша краля сама вам во всем созналась.

— Побереги мой язык, мне еще придется давать объяснения.

— Это точно, придется, — зловеще согласился с Машей Тимур. И, повернувшись к Никифору, принялся излагать тому все, как и Маше, только гораздо подробнее, учитывая его изначальную неосведомленность. Маше оставалось лишь молча наблюдать за тем, как по ходу рассказа меняется выражение Никифорова лица. На каменное, ледяное! Мысли испуганными зайцами метались в ее голове в тщетных поисках возможного спасения. Было страшно осознавать, что именно на тебя направлен все возрастающий гнев этого человека! Если бы Маша сейчас говорила с ним сама, то не выдержала бы, выдала себя задрожавшим голосом. А так у нее все-таки было немного времени на то, чтобы собраться с духом. Только вот что потом? А еще ее интересовал вопрос, сразу ли ее убьют или Никифор сочтет, что такая смерть будет для нее слишком легкой? Но все же она была из тех, кто борется всегда до последнего вздоха! Поэтому когда Никифор, дослушав до конца Тимуров рассказ, развернулся к ней, бледный от гнева, и обвиняюще воскликнул: