Дарья Кожевникова - Опасный танец втроем

— Все, Машка, хватит уже, в самом деле! Приедешь к своему старикану, и вдруг он что-то заметит? Это тебе не шуточки!

— Ладно, раз так заметит… но не заметит вот так! — Маша поцеловала его в шею, принудив вернуть голову в прежнее положение. А потом провела пальцами по его животу, над самым брючным ремнем. Пристально глядя ему при этом в лицо.

— Да ты что, свихнулась? — Он сделал попытку отпрянуть, но Маша так тесно прижалась к нему, что поди вырвись сразу, если не хочешь при этом быть грубым. А Глеб явно не хотел, потому что, не прибегая к силе, снова обратился к словам:

— Машка, да одумайся же ты!

Но его грудь при этом вздымалась так часто и тяжело, что выдавала его истинные желания. Совсем не того он сейчас хотел, чтобы Маша одумалась! Однако он пытался с собой совладать до последнего. До тех пор, пока тонкие искушающие Машины пальчики не скользнули ему под ремень и под тонкую ткань белья, ощущая жар его тела и играя с ним. Тут Глеб все-таки потерял и контроль над собой, и рассудок.

— Вот теперь вижу, что родился ты все-таки живым человеком, — тихо сказала ему Маша уже на диване, все еще не спеша от него отстраняться.

— Ох и дура же ты, Машка! — выдохнул он, переворачиваясь на бок и стараясь не глядеть на нее. — Да что у тебя за идея фикс такая всегда была — затащить меня в постель? С самой школы? Ну и как нам теперь с этим жить?!

— Жить? Как с любыми обалденными воспоминаниями. Только с чего ты про школу-то взял? Ну показала я тебе тогда, в раздевалке, сиськи, но больше-то я вроде никак на твою невинность не покушалась?

— Да? — В это короткое словечко он вложил, наверное, всю свою иронию, какая только была. — А ты не помнишь, что ты мне там шептала перед вашей дверью, когда я тебя, пьяную заразу, пытался доставить домой? Еще и за ушко покусывала. А потом, уже дома, что вытворяла, пока я тебя укладывал? Да вздумай я тогда остаться с тобой, ты бы мне такое устроила! Какое покажут не в каждом фильме соответствующей категории!

— Устроила бы! — заверила его Маша. — Потому что это был ты, Вакантов. Именно ты.

— А я вот ушел тогда, тоже потому что это была именно ты. И недели две после этого в себя все не мог прийти, так ты из колеи меня тогда выбила.

— Это из какой? — Маша развернулась к нему, лицом к лицу.

— Из обычной. — Он перевернулся на спину, чтобы глядеть не на Машу, а в потолок. — Как вот сегодня. С твоими «обалденными» воспоминаниями. Порой остается только тебе завидовать, тому, как у тебя в этой жизни все просто.

— Ну, предположим, не все, бывают моментики и посложнее.

— Да ты и сейчас не в состоянии говорить серьезно. Машка! А ты вот представляешь вообще, как ты завтра вернешься к Никифору?

— Как к доброму дядюшке. Я тебе уже говорила о том, что лишь работаю на него.

— И как она, работенка? — Глеба сложно было обмануть. Маша не стала больше и пытаться. Просто потянулась к нему опять, положила голову на его здоровое плечо:

— Глебушка, ну что сейчас портить вечер этими разговорами? Сегодня здесь только ты и я, все остальное побоку. Оно, это остальное, успеет испортить нам настроение и в любое другое время, так что давай не сейчас.

Глеб ей не ответил, лишь провел рукой по ее плечу. А потом развернулся к ней и принялся целовать. Очень осторожно, почти целомудренно, но Маша такого даже не ожидала. Как и всего остального, что последовало в эту невероятную ночь. Под утро голова у нее слегка кружилась, но больше от охватившей ее эйфории, чем от пролетевших бессонных часов. За которые они с Глебом успели и поужинать, и наговориться на отвлеченные темы, и снова кинуться с головой в уже закруживший их вихрь. Лишь про добытый дневник Маша Глебу так и не заикнулась. Не захотелось портить таким признанием эту волшебную ночь, да и мужества набраться на это она так и не смогла, предвидя реакцию Глеба. Решила просто оставить дневник на не слишком видном месте, так, чтобы Глеб обнаружил его уже только после ее ухода. Маша изначально рассматривала такой вариант, так что у нее даже была уже вложена записка в дневник. В которой рассказывалось об убийстве Семена, и назывались прозвища его убийц, и цитировалась их последняя фраза: «привет от Просветова». В общем, была собрана вся информация, какую Маша только смогла добыть.

— Может, проводить тебя? — спросил Глеб, наблюдая за тем, как она одевается. — С одной стороны, конечно, не хочется засвечивать тебя в моем обществе, а с другой…

— А с другой скажи, что тебе не хотелось бы расставаться со мной, — подсказала ему Маша. Прервав свои сборы, подошла к нему, обвила его руками за шею, заглядывая в лицо. Он в ответ только промолчал, снова превращаясь в хорошо знакомого Маше каменного истукана. Но теперь-то ее было не провести, и как тяжело сейчас было от него уезжать! Поэтому она вздохнула: — Нет, не надо, не провожай. Если не хочешь от кого-то уходить, но все же приходится, то надо это делать быстро и не оглядываясь: так проще.