Дарья Кожевникова - Опасный танец втроем

— Остерегайся его, Машка, — сказал он. — Я, конечно, знаю, что ты умеешь за себя постоять. — Керубино машинально потер когда-то разбитый Машей висок. — Но этот у любой кошки когти способен вырвать. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

Маша только кивнула в ответ. Она знала это гораздо лучше, чем Керубино мог себе даже вообразить. И все то время, пока Тимур ошивался во дворе, даже носа не смела высунуть из дома. А он с его напарником, как назло, все не уезжали, что-то обсуждая с более близкими Никифоровыми подручными за уличным столом, под мирно шелестящими хвоей соснами. Маша многое отдала бы за то, чтобы узнать содержание их разговоров, но так и не осмелилась приблизиться к этой компании на расстояние слышимости. Она даже в машину, чтобы ехать к маме, садилась с замиранием сердца. Прошла мимо сидящих за столом бандитов, не поднимая глаз. Хотя и знала, что в сопровождении Ворота ей ничего не грозит, но все равно, так остро врезались ей в память те минуты на овощном складе! Несколько глухих ударов и шуршание по полу оттаскиваемого, уже мертвого тела! Маша сомневалась, что сумеет забыть такое даже по прошествии многих лет. Но так же чувствовала, что вспоминать об этом будет намного легче, если убийцы получат свое, по заслугам. Те угрызения совести, которые она испытала, когда поняла, к каким последствиям привела ее драка с Перекатом, больше ее не мучили. Нет! Как сказал ей однажды Глеб, еще в школе? Когда после очередной его драки Маша помогала ему закурить, потому что он не мог сам чиркнуть зажигалкой из-за разбитой руки? Тогда, в ответ на ее ахи и сетования, он сказал ей: «Машка, жестокость — страшная штука, но она заложена в закон этой жизни». И вот теперь только Маша смогла осознать, насколько он тогда был прав.

Добравшись до дачи, Маша, к своему облегчению, обнаружила, что Глеб все еще там. Его вид тоже ее порадовал: пусть на супермена он еще и не тянул, но на шатающегося заморыша, к счастью, тоже был уже не похож.

— Рада видеть ваш цвет лица! — приветствовала его Маша.

— В смысле? — не понял он.

— В коромысле, Вакантов! — Маша принялась выкладывать из сумки продукты, засунув дневник до поры до времени на самое дно. — Приятно видеть, когда на фоне снежной белизны наконец проступают хоть какие-то краски! Как самочувствие?

— Через пару дней думаю стартовать.

— И куда? — Маша развернулась к нему, оставив сумку. Она и не ждала, что он останется здесь насовсем, но все равно новость ее расстроила.

— Для начала прямо, потом куда-нибудь сверну, — прозвучал лаконичный ответ.

— Ну, конечно, куда ж еще? — вздохнула Маша, глядя ему в лицо: надо было ловить момент, хоть насмотреться, пока была такая возможность. А он сегодня был на редкость хорош! Не только лицом, но и фигурой, обнаженной по пояс. В рубашке он обычно выглядел худощавым, но не сейчас, когда под кожей вырисовывалась сухая крепкая мускулатура. Прямо дикий гепард на пике своей формы! И даже перевязанное плечо не могло испортить общего впечатления.

Наверное, Машины чувства отразились у нее на лице, потому что Глеб в ответ на ее взгляд нахмурился и хотел отойти. Но Маша шагнула вперед — прочь ее, эту дурную робость, иначе до самой старости так ничего и не сдвинется с мертвой точки! — и обвила его руками за шею.

— Машка, ну что опять за шуточки? — Он попытался расцепить ее захват здоровой рукой, да не тут-то было! Маша только крепче сцепила пальцы. А в следующую минуту, пользуясь его замешательством, снова поцеловала его, вложив в эту «попытку номер два» все свои чувства и мастерство, прильнув к нему всем своим телом. И наконец-то почувствовав, что в этом истукане есть-таки кое-что человеческое: по крайней мере дыхание у него на этот раз сбилось. Однако его самого сбить с курса было намного сложнее.

— Машка! — повторил он как мог строже, лишь только она чуть отстранилась. — Прекращай свои игры! Хватит дурить!

Дурить? Прекращай? Нет, голубчик, не на ту ты напал!

— Вакантов, а ты хоть целоваться-то умеешь вообще? Ну, покажи хоть раз, как! Сам же говоришь, что опять расстаемся. И кто его знает, на сколько теперь? Так давай же! Слабо?

— Машка, на «слабо» я даже в школе никогда не велся, это пинок для дурака. — Глеб еще раз попытался освободиться из цепких Машиных объятий.

— Ну, тогда давай просто на память! — Она снова прильнула к нему, пресекая его попытку отстраниться.

Наверное, понимая, что иначе от нее никак не отвязаться, он все-таки сдался. Обхватил Машу за талию здоровой рукой и поцеловал ее так нежно и с таким чувством, как она никогда от него бы не ожидала. Это было невероятно! Но когда Маша, желая повторить этот волшебный момент, снова потянулась губами к его губам, он от нее отвернулся: